Эма вконец растерялась. Старый мудрец только увеличил число загадок. Клеман наклонился к ней:

– Эма, доверьтесь вашей душе, она ваш компас.

Эма опустила голову. Она пришла сюда, чтобы обрести покой, но лишилась его окончательно. Клеман расстроил ее еще больше, сказав:

– Имейте в виду, моя дорогая, ваш душевный компас и ваша стойкость входят в замысел Сидры. Она их учитывает. Вы противницы и союзницы одновременно. Что бы вы ни сделали, вы в одной связке.

Едва уловимая тень пробежала по его лицу.

– Время не ждет, Эма, – тихо произнес он. – Страницы книги переворачиваются одна за другой. История остается, актеры уходят. Я служил королевству изо всех сил. Моя эпоха кончается, наступает эпоха Сидры. Занавес падает, и декорации неузнаваемо меняются. Исчезает все, к чему мы привыкли. Это тяжело, непонятно, жестоко. Но не бесплодно. В этом я уверен.

Он протянул Эме холодеющую руку и тут же почувствовал, что она не хочет никаких рукопожатий.

– Если бы я только мог передать вам свое понимание Мирового Порядка! – вздохнул он. – Но у каждого свой путь постижения.

Клеман медленно поднялся, обошел стол, подождал, пока поднимется Эма, и, откинув голову назад, снова внимательно в нее вгляделся.

– Ничем не могу вам помочь, ваше величество.

Он казался старым-престарым, тысячелетним.

Лукас смотрел, как Эма спускается. С каждой ступенькой она словно не приближалась, а отдалялась от него.

– В северное крыло, – приказала она, проходя мимо.

Лукас решил, что ослышался. Никогда в жизни он не был в северном крыле и не собирался туда входить. Выглядело оно заброшенным. У Марты там была кладовая, где она хранила картошку, капусту, кабачки. Виноделы ставили в северный погреб бочки с вином, которому предстояло созреть. Жили в том крыле Сидра, Жакар и Амандина, их единственная служанка. Горбатая немая Амандина ютилась в собственной крошечной каморке. Служанка никогда не сметала паутины, не стирала пятен сырости, не притрагивалась к пыли. Она раздражала Манфреда, возмущала Мадлен, вызывала презрение у Бенуа. Но как бы ее ни отчитывали, молчала в ответ. Ей хватило ума осознать ограниченность своих сил и возможностей. Она не ждала от жизни ничего хорошего и принимала свою судьбу как неизбежность, считая себя абсолютным ничтожеством.

Лукас проводил Эму до трех крутых ступеней, которые вели к двери Сидры. Он постучал в дверь вместо королевы и отошел в сторону, в то время как Амандина ввела Эму в самые необычные покои во дворце. Абсолютно круглое помещение. Шторы плотно задернуты, в камине, украшенном козьими черепами, хищно ревел огонь. Тридцать свечей горели в бычьей грудной клетке, подвешенной к потолку вместо люстры, и отбрасывали жуткие тени на пол. В спертом воздухе пахло плесенью и непонятной горечью. Здесь царила Сидра, заполняя все пространство. Казалось даже, что ей в нем тесно, поскольку она сродни чему-то неведомому, огромному и незыблемому. Сидра сделала знак Амандине, та удалилась мелкими старческими шажками. Второй раз за день две королевы остались наедине.