6. Ратко Милорадович, профессор этнолингвистики

Пригнали. Лишили обуви и верхней одежды. Втолкнули в заполненный измождёнными людьми барак. Барак по архитектуре — точная копия березанской больницы и еланской школы. Только в Глухомани он стоит не один. Здесь выстроено не менее дюжины таких бараков. И не мудрено.

Глухомань — это концлагерь. А концлагери все на одно лицо. Да, среди них выделяют разновидности. Среди гитлеровских лагерей различали преимущественно "трудовые" версии и откровенные "лагеря смерти". Разница в основном та, что в первом случае тебе предлагалось до смерти трудиться, а во втором — умереть без особенного труда.

"Лагеря смерти" были невелики размерами, поскольку заключённые там надолго не задерживались. Партия пришла — партия ушла. Трудовые лагеря требовали больше места и предполагали более сложную структуру, ведь труд предполагал некоторую организацию жизни заключённых. Не только лишь смерти.

Но каждый лагерь — это производственное предприятие. Даже если производятся на нём только трупы с последующей утилизацией. Каждый лагерь имеет в основе своей конвейер, только люди могут располагаться по разные стороны от конвейерной ленты. Где-то — сбоку, где-то — сверху.

Даже когда никакого конвейера не видно, не сомневайся: он есть всё равно. Пусть не в техническом воплощении, но — в самой логике процесса. Без конвейера концлагерь просто не имеет смысла. Потому победить концлагерь изнутри можно только единственным способом. Перерезать конвейерную ленту, что бы это действие ни означало.

Везде, где видишь нечто похожее на конвейерную ленту, немедленно перережь. Но главное — перерезать ленту в себе самом. И это самое сложное, ведь внутри себя никакой такой ленты заведомо не видно.

Однако, подумалось Ратко, хорошо же быть мудрым профессором, вооружённым непобедимой теорией. Теперь бы только наметить пути практического воплощения теории в жизнь. И — в смерть, разумеется. В любом концлагере практика смерти — конечно же, основная.

Где в Глухомани конвейер — далеко не каждый отыщет. Хоть лагерь она и "трудового" типа, но собирались тут далеко не автомобили да гусеничные танки. Труд заключённых имел сельскохозяйственный уклон, смерть — гастрономический (не надо забывать, что мутанты — людоеды, а значит, для них вопрос утилизации мёртвых тел решён раз и навсегда экологически чистым способом).

Барак, куда пригнали Милорадовича, оказался наполовину заселён крестьянами, наполовину — людьми случайными, вроде самого профессора. Были тут румыны, венгры, болгары самых разных профессий, непостижимым образом очутившиеся в Дебрянском ареале. Но всех использовали на уборке корнеплодов — моркови, свеклы, репы. Вроде, и поздно снимать урожай в октябре месяце, но — с мутантами не поспоришь. Надо, значит, надо. Может, здесь высаживают особо поздние культуры, чтобы занять заключённых в холодное время года. Но могут занять и ранее не убранной гнилью.