Поход Ратко к лагерному огороду состоялся на второй день поутру. Люди шли довольно долго. Сильно мешали кандалы на ногах — английского производства, новейшие и модифицированные, а всё же неудобные, как ни крути. Конечно, разработчики думали не об удобстве, а о надёжности. Ведь покупает кандалы не тот, кто собирается их носить, а значит, удобство — без надобности. Уборка свекольного поля в кандалах — та ещё задачка.

Огородом, как узнал Ратко, в Глухомани занималось несколько бараков. В других бараках, числом поболее, жили животноводы. Те ухаживали за крупным и мелким рогатым скотом. В некоторых бараках жили мутанты, неведомо чем провинившиеся перед властями ареала. Мутантам доверяли уход за свиньями, а некоторым — и разведение людей (разумеется, в пищу, а не для решения других задач).

Один из бараков Глухомани находился на особом положении. Его обнесли двухметровым забором и пристроили к нему специальную пулемётную вышку. Тех, кто там обитал, мутанты и не пытались загружать работой. Надо же! Возможно, в их отношении сама собой реализовалась идея Милорадовича об обрезанной конвейерной ленте.

Кого же туда поместили? Только на третий день один из соседей по бараку рассказал, что на особом положении в Глухомани находятся "мьютхантеры". Иначе говоря, парни из Заслона, те, которых мутантам удалось изловить. И таки много кого удалось, грустно задумался Ратко — раз для них специальный брак отведен.

О собственных знакомых, товарищах по экспедиции, Милорадович старался не думать. Малыша Тхе, оставшегося в рюкзаке — попытался забыть. Всё равно ведь не спасёшь! Оставалось надеяться, что мутантёнок сам о себе позаботится. Вылезет, убежит — если повезёт, ясное дело.

Вообще Ратко с первого же дня в концлагере заметил за собою, что смотреть по сторонам он избегает, избыточно щурится, точно не желает чего-то или кого-то видеть. Может, поэтому только на исходе третьего дня он и заметил Горислава Чечича. Македонец какое-то время уже находился в том же бараке, что и Ратко. И тоже старался не видеть коллегу, не попадаться ему на глаза. Странная, однако, застенчивость.

Милорадович заставил себя подойти к Гориславу, спросить:

— Давно вы здесь, коллега?

— Второй день.

— Не ожидал вас встретить при таких обстоятельствах.

— Я тоже не ожидал! — голос Чечича выдал отчаяние. — Я ничего не сделал, чтобы здесь очутиться. Я был вполне лоялен пану Кшиштофу, я честно изучал всё, что им предлагалось. И вот итог: я здесь. И вынужден переквалифицироваться в огородники. На пару с вами.

Пропустив мимо ушей осуждение (кажется, Чечич верил, что Ратко своё место в концлагере честно заслужил), профессор уточнил: