Смерть взглянула равнодушно.

— Я помню приговоры и пострашнее. Тебе оставили боль, не так и мало. Считай это последней милостью. А как ты всем распорядишься, решай сам.

Он хотел возразить, но пыль плеснула в горло.

Тени равняли строй. Шинели, фуражки, ремни — все казалось серым, потерявшим цвет. Он успел заметить пана подпоручника, с которым только что шел по просеке. Хотел окликнуть, но тот увидел его сам. Взглянул строго, вскинул пальцы к фуражке с оторванным козырьком.

Лесная пехота собиралась на последний смотр. Его не пустили. И не отпустили.

* * *

Убитых присыпали землей прямо в воронке, в самой глубине. Из двух веток связали крест, воткнули рядом — прямо в черную, остро пахнущую землю. Собрали патроны, отыскали оружие по руке. Вместо последнего салюта сухо щелкнули курки.

Пятеро мертвых, трое живых.

— Веди, секретный! — велел рослый сержант, морщась от боли в наскоро перевязанной руке. — Приказ никто не отменял.

Антек молча кивнул и взглянул на небо. Чисто, ни единого облака. Черная тень не промахнулась, но он все-таки уцелел. То, что их атаковал самолет из чужого мира, он понял сразу.

— Пошли!

И снова потянулась просека, деревья, вырубки. Живых по-прежнему не было, но на другой стороне возле упавших стволов они заметили свежий холмик под самодельным крестом. Потом на пути попалась русская винтовка без затвора, польская фуражка-«рогативка», и пробитый пулями котелок, непонятно чей. Война прокатилась и здесь, по самой лесной глуши.

Когда солнце оторвалось от верхушек деревьев, перекусили, открыв банку тушенки. Антек хотел отказаться — кусок не лез в горло — но его заставили, объяснив, что силы понадобятся всем. А он — секретный, без него идти не имеет смысла.

И снова просека. На одном из коротких привалов бывший гимназист развернул оставшуюся от погибшего офицера карту. Прошли, считай, полпути, но пока ничего похожего нет и в помине. И та ли это просека? Что один лес, что другой.

Вскоре запахло гарью, а потом они увидели сожженные деревья. Огонь пировал здесь совсем недавно, а прямо посреди черных обугленных стволов лежали трупы. Русские или поляки не поймешь, смерть сделала всех близнецами.

Постояли минуту, сержант прочитал молитву.

За гарью стало идти веселей. Война осталась позади, лес стоял чистый и нерушимый. Антек ускорил шаг, но идущий впереди сержант внезапно поднял руку.

Стой!

Карабин с плеча, животом — в траву. Парни уже рядом, стволы смотрят вперед.

— Эй!