Альвар замигал.

– Но мы всегда знали, что в Аль-Рассане существует честь.

Родриго покачал головой.

– Нет. Будь искренним. Подумай об этом. Некоторые из нас знали. Клирики отрицают это по сей день. У меня такое ощущение, что и твоя мать тоже. Вспомни об острове Васки. Сама идея священной войны это отрицает: ашариты и киндаты – это враги Джада. Их существование оскорбляет нашего бога. Так нас учили много веков. Нет места для признания чести врага, не говоря уже о его величии. Тем более во время войны, которую породили подобные убеждения. Вот что я пытаюсь – очень неудачно – объяснить. Одно дело – вести войну ради своей страны, своей семьи, даже ради славы. Другое – верить, что люди, с которыми ты воюешь, – воплощение зла, и за это их нужно уничтожить. Я хочу вернуть этот полуостров. Хочу, чтобы Эсперанья снова стала великой, но я не делаю вид, что, если мы разгромим Аль-Рассан и все, что он построил, мы исполним волю какого-то бога.

Это было так трудно осмыслить. Поразительно трудно. Альвар долго ехал молча.

– Вы считаете, что король Рамиро тоже так думает?

– Понятия не имею, что думает король Рамиро.

Ответ был дан слишком быстро. Альвар понял, что ему не следовало спрашивать. Беседа была окончена. А никто из остальных не был склонен к разговорам.

Тем не менее он продолжал размышлять об этом. У него было время подумать, пока они ехали на запад по весенним полям. Но ясности не прибавлялось.

Что произошло с тем залитым солнцем миром, о котором мечтаешь ребенком, когда все, чего ты хочешь, – это быть причастным к той славе, о которой говорил Родриго, сыграть достойную роль в битве львов и завоевать право на гордость?

Битва львов. Детские мечты. Как это согласуется с тем, что сделали люди из Вальедо в Орвилье прошлым летом? Или с Веласом бен Исхаком – самым лучшим из всех известных Альвару людей, – который умер на камнях Рагозы? Или с тем, что они сами сделали с отрядом из Халоньи в той долине к северо-западу от Фибаса? Снискали ли они там славу? Есть ли хоть малейшая возможность утверждать это?

Он продолжал носить легкую, свободную одежду Аль-Рассана. Хусари так и не снял своей кожаной вальедской шляпы, жилета и штанов. Альвар не понимал почему, но для него это имело значение. Возможно, не получая настоящих ответов, мужчины больше нуждаются в своих символах?

Или, возможно, он действительно слишком много времени тратит на такие не подобающие солдату мысли. Он видел, что Капитан тоже ведет внутреннюю борьбу, и ему становилось немного легче. Но это ничего не решало.

Стоя на вершине холма к востоку от Фезаны, в Аль-Рассане, и наблюдая за облаком пыли, поднятой конями его соотечественников, за несколько минут до того как они впятером двинулись вниз, к городу, Альвар де Пеллино решил, что достичь славы, в ослепительном блеске ее чистоты, очень трудно, практически невозможно.