Они звучат так:

Джеана прервала чтение, ей было трудно говорить. Иногда Альвару казалось, что ей было бы легче, если бы она позволила себе заплакать. Мариза не раз говорила то же самое. Джеана плакала, когда умер ее отец и когда ее третий ребенок, ее дочь, родилась мертвой, но Альвар не мог вспомнить ни одного другого случая, после того боя у холма, в сумерках, возле Силвенеса.

И сейчас она взяла себя в руки, отложила письмо и тонким голосом произнесла:

– Может быть, мы дочитаем его после праздника?

Словно в подкрепление ее слов, со двора донесся нетерпеливый девичий голос:

– Идите же сюда! Мы все ждем!

– Пойдем, – сказал Альвар, беря на себя руководство. – Мне достанется от Дины, если мы заставим ее ждать еще дольше.

Они вышли во двор. Его друзья собрались там – довольно много народу. Элиана бет Данил, мать Джеаны, пришла поздравить его, и он первым делом поздоровался с ней. Его дочери сновали вокруг, словно пара длинноногих жеребят, рассаживая всех на подобающие места, а потом унеслись на кухню, хихикая.

– Поклянитесь, – сказала Мариза, как только девушки оказались достаточно далеко, чтобы ее не услышать, – что даже не заикнетесь о том, что пирожные подгорели.

Раздался смех. Альвар поискал взглядом ибн Хайрана. Тот сел в кресло в углу сада – там он мог вытянуть ногу.

Дина и Разель вернулись, торжественно неся свои произведения на серебряных подносах. Никто не сказал о пирожных ни слова. Альвар, по мнению которого дочери служили доказательством милости к нему обеих лун, счел пирожные восхитительно вкусными. Он так и сказал. Мариза следила за тем, чтобы его бокал все время был полон вина.

За него поднимали тосты несколько раз, потом потребовали ответной речи. Он отпустил несколько кислых шуток насчет того, что уже готов устроиться на отдых у очага, но не может себе этого позволить до тех пор, пока благополучно не выдаст дочерей замуж и не сбросит с плеч это бремя. Девочки корчили ему рожицы.

Аммар из своего угла заявил, что они с Элианой никак не готовы уступить место у очага. Альвару придется подождать своей очереди.

Торжество закончилось. Когда друзья собрались уходить, Альвара тронула и немного удивила та сердечность, с которой они его обнимали. Его все еще изумляло, что он – мужчина, у которого почти взрослые дочери и любящая жена, и что так много людей относятся к нему с любовью. В собственном представлении он, по большей части, оставался все тем же юношей, едва достигшим мужественности, который однажды утром выехал – со смехотворно высоко поднятыми стременами – из Карказии вместе с Родриго Бельмонте.