– Эти обещания я слышал много раз. Своей нерешительностью, граф, вы погубили себя в глазах святой церкви и всего христианского мира. Я обвиняю вас в прямой защите ереси! – буквально взвизгнул он.

– Вздор! – заорал граф. – Я терплю ее, и только! Но все слова здесь уже были излишни. Колесо истории вертелось вовсю, перемалывая под своим ободом людские судьбы. Де Кастельно, в экстазе прикрыв глаза, вещал давно заготовленную речь. Все мы, замерев, слушали его слова.

– Теперь, граф, я объявляю тебя клятвопреступником и беззаконником, гнев Божий да разразится над тобой. Я отлучаю тебя от церкви. На всех землях твоих отныне интердикт. С этого дня ты враг Бога и людей, и тот, кто свергнет тебя, поступит справедливо, очистив престол, опозоренный еретиком!

– Повесить негодяя! – закричал в бешенстве Рай-мунд Тулузский.

– Именем святого посланничества моего, которое меня осеняет, я запрещаю всякому поднять руку на помазанника Господа! – с неожиданной силой промолвил Петр де Кастельно и вышел из залы. Все были настолько поражены происшедшим, что никто и не подумал двинуться с места.

– Лис! – толкнул я своего напарника. – Действуем очень быстро! Бери Сэнди и двигайся за святым отцом. Глаз с него не спускай. Не дай Бог с ним что-то случится! При малейшей попытке нападения на этого сумасшедшего легата нападающих локализовать. Но так, чтобы кто-то из них остался жив. Крути его, верти, хочешь – в узел завязывай, но он должен признаться перед Петром де Кастельно, что подослан Аббатом Аббатов.

– Понял! – Лис дернулся, чтобы уйти.

– Стой, я не договорил, – продолжал я быстро шептать ему. – Дальше хватай пастыря Божьего и волоки к холму, помнишь, тот, что виден от южных ворот. Там еще старая разрушенная бастида. В разва линах засядешь и будешь ждать меня. Да! Вот еще! По дороге внуши этому фанатику, что ему следует вернуться в Рим и заложить с потрохами его преосвященство Арнольдо папе Иннокентию III!

– Круто! – восхитился Рейнар. – Охрененный скандал выйдет!

Он рванулся к выходу и исчез из глаз. В зале между тем нарастало возбуждение, раздавались возмущенные крики, проклятия.

– Что происходит? – недоуменно вертя головой, жалобно спросила Лаура, хватая меня за руку.

– Война, девочка моя… – просто ответил я. На длинных черных ресницах принцессы Арагонской повисли слезы.

– Это я виновата! – всхлипнула она. – Мы должны были ехать вчера!

– Не кори себя, люди не властны изменить судьбу. – Я взял ее за плечи и обнял, не смущаясь присутствием толпы, которой, впрочем, не было до нас никакого дела…

– Но ты не оставишь меня? – заглядывая мне в глаза, с отчаянием в голосе спросила Лаура. Я только вздохнул.