— Ваш меч, господин Кхолд. — К медведю подбежала молоденькая волшебница и протянула меч.

Ее белокурые волосы торчали из-под капюшона, а совсем юное личико покрылось румянцем то ли от холода то ли от застенчивости.

— Айрик, долго мне еще удерживать дверь церкви? — сказал Тул, когда Жельева положила Зойу перед странником.

— Я готов, — ответил эльф, но отвлекся на Сарвилла, который что-то еле слышно говорил себе под нос.

— Это был не Дастгард, — прошептал странник.

— Что вы имеете в виду, господин? — Айрик наклонился ближе, чтобы расслышать, что говорит Спутник.

Но Сарвилл больше не собирался говорить. По его руке уже разливалась сила меча, отданного ему в дар дриадами.

В одно мгновение клинок распорол брюхо Айрику и показал свое лезвие другим магам, высунувшись из спины убитого. Тул не успел сообразить, что происходит, и Зойа мелькнула у него перед глазами, отделив голову от тела. Молодая белокурая девочка наполненными от страха и цунами синими глазами смотрела на Сарвилла в ожидании приговора, не в силах произнести и слова. Медведь пылающими пожарами смотрел в ответ, а рука, в которой томился меч, легко подрагивала. Синие глаза Жельевы хлопали длинными ресницами, а на самых кончиках копились слезы. Но лицо девушки было непоколебимо — оно было готово достойно встретить смерть, несмотря на юный возраст.

Ее глаза, волосы и хладнокровие напомнили Сарвиллу разных близких ему людей, и, вместо того чтобы поддаться своим эмоциям, он поднял с земли кусок ткани, которая служила Зойе ножнами, и обернул меч.

— Ступай.

— Что? — испуганно произнесла Жельева.

— Уходи. И если я встречу тебя еще раз, не жди пощады.

Чародейка, еще не понимая, что происходит, попятилась назад, развернулась и побежала прочь, скрывшись за хлопьями вновь повалившего с неба снега, в объятьях опустившегося тумана.

Испуганные лица оставшихся в живых крестьян глядели из высоких окон храма. Некоторые из них, уже осмелев от вида крови своих обидчиков, выкрикивали проклятия и угрозы.

— Провались в бездну, маг!

— Будь проклят, странник! Пусть все мертвые вечно жгут твою душу в аду после твоей смерти!

— Убирайся!

— Проваливай!

— Пусть собственные дети съедят твое гнилое сердце!

Видя, что странник не реагирует, жители совсем осмелели и продолжали проклинать его, уже выйдя на улицу и поливая его бранью в паре саженях, но все еще сторонясь, словно запаршивевшего пса. Еще несколько камней прилетело медведю в голову.