— Я не шпион, — вновь повторил Барраппа.

— Запираешься, сволота? Ну да дело твое — запирайся. Выдачи у нас нет, об том можешь не тужить, но и спуску врагам Отечества мы тоже не даем. Слышь, Курносый, сунь-ка его под пол, а ночью возьми-ка двух парней покрепче да посмышленее, отведи эту мразь на Черную речку да спусти под лед. Нечего ему нашу землю поганить! Такая вот кака с маком выходит, гость дорогой!

* * *

Григорий Распутин спал, распластавшись на огромной кровати, согреваемый с боков двумя молоденькими «духовными дочерьми». В платьях он еще помнил их имена, но так вот, в «божьем виде», вполне обходился без прозваний. Если бы кто-либо захотел допытаться у него, что было вчера, да и нынче за полночь, он бы, пожалуй, не вспомнил. Да и к чему о том мозги сушить, когда впереди еще столько всего?!

Ему снился прекрасный цветной сон, будто восседал он на золотом троне на высокой горе посреди великого множества народа, и цари да короли всех стран шли к нему преклонить колено и поцеловать руку, на которой ярко сиял древней работы перстень с резной звездой и тайными письменами. Этот сон являлся ему уже третью ночь, стоило лишь смежить очи, и каждый раз он становился все ярче и приятней. В этом сне цари и короли тянулись к его трону в сопровождении красавиц-дочерей, и каждый упрашивал его взять себе хоть всех, хоть какую на выбор… Уж понятно дело, как тут отказать?..

— Проснись! — прозвучавший внутри голос был хлестким, как оплеуха.

Распутин попытался было ослушаться и, перевернувшись на другой бок, догнать уходящий сон, но не тут-то было — золотой трон вдруг ощетинился зубами, волосы царевен и королевен взмыли и зашипели ядовитыми аспидами, а сами владыки земные обратились жуткими страшилищами с разверзнутыми пастями и когтями в аршин. С криком Распутин вскочил с постели и уставился на мирно сопящих девиц. Те спали в жарко натопленной комнате в чем мать родила, а волосы их и не думали шипеть и извиваться.

„Чур меня, чур!“ — прошептал Старец, поднимая руку, чтобы перекреститься.

— Не крестись! — гневно потребовал Хаврес.

— А вот нет тебе! — Григорий Ефимович ткнул себя перстами в лоб, затем в живот и почувствовал, как наливается чугуном правая рука.

— Не время спорить! — требовательно заговорил демон, и Распутин ощутил, что рука опять приобретает обычную легкость. — Кому хуже делаешь, мне или себе? То, что во сне видел, скоро явью может стать. К чему тянуть? Действуй! Всего-то делов — перстень добыть.