Казалось, это существо просачивалось внутрь меня – так сильно я ощущала лед на коже.

– Рэй…

– Да-да, Рэй. Ты нашла меня у ворот. Помнишь Янтарное озеро? Вы с Дороши жили там.

– Мама…

И вдруг она взревела! Уши пронзил настоящий раскат грома, и я распахнула глаза. Существо взметнулось ввысь, затем резко спикировало и закружилось вокруг нас. В то же мгновение остальные души ринулись в нашу сторону и влились в поток. Саваки обхватил меня могучими лапами, и мы съежились, не зная, что будет, если мононоке коснется живого.

– Слушай, я не боюсь, но это порядком утомляет, – прорычал Саваки.

– Замолчи, – шикнула я на него и закричала: – Кена! Ты помнишь еще одного? Господина помнишь? Демона с голубыми глазами, который всегда был добр к тебе. А потом ты заболела. Помнишь?

Они продолжали кружить, поднимая с земли клубы пыли. В голове помутнело, и я снова зажмурилась, изо всех сил прижимая к себе шкатулку.

– Твоя мама… Дороши! Помнишь Дороши? Она умерла, потому что хотела спасти тебя. Она заключила с ним контракт!

– Не вздумай сказать, что это ты ее порешила, – шепнул Саваки. Я ткнула его локтем в бок.

– Она не могла жить, зная, что ты умрешь! Она хотела умереть! И Хэджам забрал ее душу. Это он виноват в смерти Дороши! Кена! Вспомни, черт возьми!

Не знаю, возможно, мне только показалось, но вихрь из призрачных существ стал ослабевать, хотя контуры мононоке по-прежнему сливались в одно большое светящееся кольцо.

– Я знаю, тебе плохо. Вам всем здесь плохо! Но вы можете сделать хорошее дело! Хэджам причинил много вреда, и я хочу запереть его в мире, где он не сможет никому навредить!

Я так громко кричала, пытаясь пробиться через гулкий вихрь, что сорвала голос. Уловила ли она хоть слово?

– Но без вас мне не справиться! Вы должны… вы должны проследить, чтобы он остался там! Кацу! Кацу! Ты слышишь? Он убьет Шина, возможно, уже сейчас он… Кацу! – отчаянно хрипела я. По щекам вдруг заструились слезы, и я впервые в полной мере ощутила, как сильно боюсь потерять его. – Пожалуйста…

В этот момент все обрело смысл, я обрела себя. Шин прав, я больше никому ничего не должна, и то, что я собираюсь сделать, – это мой выбор, только мой. Умру ли я здесь или буду жить, одержимая желанием отыскать свою семью, – уже не так важно. Я боюсь этого, но не настолько, чтобы пожертвовать тем, что действительно правильно. Я должна спасти хого, должна спасти душу ребенка Мэйко и помешать Хэджаму – не ради мести и обуздания девичьей гордости и не ради любви к этому хого, нет. Ради себя. Ради того, что это правильно.