Поэтому я убил ее. Помню, как пальцы Рэйкен схватили демона и его влияние на мой разум ослабло – совсем немного, но этого хватило, чтобы действовать. Считаные секунды – одна, две, три, – я хотел ударить в сердце, но не смог достаточно контролировать свою руку.
Никогда мне не забыть запах ее крови – единственный запах, который смог перебить тот приторно-сладкий аромат. Как она смотрела на меня – удивленно, отрешенно, не понимая, как клинок угодил в ее шею, – как изо рта вырвались хрипы и кровь, а потом ее глаза стали гаснуть, потеряли желтизну и медленно закрылись. А я лишь успел подхватить ее на руки и кричать, кричать, что отпускаю ее душу, что желаю для нее покоя.
Как это работало – Инари мне не сказала. Я думал, что Рэйкен должна услышать меня, я думал, что если буду кричать громче, то все получится.
Я не знаю, получилось ли. До сих пор не знаю.
С того дня прошло уже семь лет.
В первый год я даже не старался делать вид, что живу, и все деликатно оставили меня в покое. Коджи вернулся в поместье спустя пару дней после того, как я похоронил Мидори и Рэйкен (там же, под сакурой, где лежали останки Такимару). Помню лишь, что обнял его – крепко, от всего сердца, – а потом сказал, что зря он вернулся. Несправедливо, знаю, но так надо было. Я его выбрал. Решил, что именно Коджи должен жить, но не мог так вот сразу смотреть на него и не пытаться выискать в чертах племянника ее черты. Знаю, теперь их душа – одна, но невозможно так просто принять эту правду. Я видел ее маленькой, видел, как она росла, как злилась на меня и как любила. Она – со своим характером, со своими чувствами и желаниями. Да как можно говорить, что теперь Мидори – часть Коджи? Нет. Мидори умерла. А Коджи не заслужил видеть на моем лице печаль всякий раз, как я буду смотреть на него.
Моя боль. Я должен пережить это. Когда-нибудь.
Коджи не настаивал на откровенных разговорах. Более того, он вообще никогда не заговаривал о случившемся. Иногда мы встречались в саду и пили чай, иногда молча сидели на берегу озера. Я не был готов расспрашивать его о жизни с Мэйко и ее народом, но, когда придет время, обязательно спрошу. Узнаю, как изменилась его сила, чему он научился, и смогу искренне разделить радость от его успехов.
Я стал бессмертным, и теперь у меня была целая вечность, чтобы забыть о десяти днях жизни. У судьбы действительно прекрасное чувство юмора.
В первые пять лет жизнь проходила мимо меня, пока я упивался злостью, уверенный, что должен со всем справиться сам. Я много пил, но недостаточно, чтобы прослыть пьяницей и забыться беспробудным сном. День и ночь поменялись местами, и я стал покидать дом с закатом. Коротал время на берегу озера, в разговорах со своими мертвыми. Злился, кричал, плакал, обвинял и просил прощения. Наверное, со стороны выглядел безумцем, но по прошествии времени я понимаю, что эти разговоры принесли пользы больше, чем могла бы помочь любая беседа с живым человеком.