— Приказываю вам остановиться! — голос менестреля приобрел властную мощь, он выдернул из поясной сумы пергамент. — Узнаете печать?

Всадники продолжали смотреть с подозрением, но ладони с рукоятей убрали. Конечно, не опознать печать своего господина они не могли. Римская гемма с орлом Юпитера была прекрасно известна во всех франкских землях.

— Так и что с того? — пробасил один из воинов. — Может, вы мессира Пипина умертвили и перстень с него мертвого сняли.

— Глупцы! — надменно скривил губы Бастиан. — Если бы это было так, разве бы стал я догонять вас? А если бы и догнал, пусть даже случайно, то уж точно попытался бы скрыться или отправить назад в замок. К чему убийце лишние свидетели? Я же стою перед вами и приказываю именем вашего господина: сопровождайте меня в Реймс, ибо новость, которая тут заключена, имеет для него важнейшее значение!

Бастиан потряс свитком. Люди в багровых плащах глядели на него с подозрением, но, похоже, не знали, что предпринять. Оно ведь, неровен час, а вдруг правду говорит?

— Что ж такого случилось-то? — искоса поглядывая на подозрительного гонца, спросил один из воинов.

— Доблестный мессир Пипин Геристальский, — звучным бархатистым голосом нараспев провозгласил Бастиан, — майордом Нейстрии, хранитель закона и опекун наследного принца, находясь в ясном уме и твердой памяти, по доброй воле, с величайшим почтением и трепетом душевным, присягнул доброму господину и повелителю Дагоберту, сыну Дагоберта из рода Меровеев. Ныне же он повелевает всем, кто держит его руку, кто не враг отечеству и Божьему слову, преклонить колено, и на оружии, — как велит обычай предков, и на кресте, — как учит матерь наша христианская церковь, принести клятву верности законному господину и повелителю.

Ла Валетт на мгновение умолк, а затем, не давая слушателям опомниться, прикрикнул с появившейся невесть откуда властностью:

— Ну, что рты пораскрывали? Скачем быстрее! Нам надо как можно раньше попасть в Реймс!

Сумерки сгущались над лесом, превращая деревья в подобия замерших чудовищ, приглушая дневное птичье чириканье и давая волю долгим заунывным песням волчьей стаи.

— Надо становиться лагерем, — оглядывая все менее и менее различимые окрестности, напомнил Карел зе Страже. — Кони устали, да и люди. Вон, мадам Гизелла…

— Мы поедем дальше, — с непреклонной твердостью отрезал принц Дагоберт. — Сейчас нет времени для остановок.

— Куда дальше? — насупился сэр Жант. — Дорогу едва видно. Того и гляди, собьешься, а чащобы здесь — не приведи Господь. Или конь ногу поломает, или сам в болото угодишь.