Пипин Геристальский не сводил глаз с юного Дагоберта, будто увидел его впервые. Смотрел и досадовал на свою неосмотрительность. В прежние дни он видел в нем лишь мальчишку, неоперившегося юнца — мелкую помеху на пути к трону и отменный рычаг влияния на неприступную аквитанскую красавицу Гизеллу. Вчерашний день все изменил, спутал выношенные планы.

Судьба, будто щенка, схватила его за шкирку и ткнула носом в лужу, заставляя в единый миг отказаться от всего, чем он жил последние годы. Да что там годы? Еще отец его пытался сбросить ярмо ненавидимой им власти потомков Меровея. Ему не удалось, хотя он и был к этому близок. Все, что тогда он смог — отвести от себя подозрения и дальше служить верой и правдой, ожидая, когда настанет подходящий час для удара. Час не настал, он так и умер, окруженный почетом, с выражением жесточайшего разочарования на лице.

Теперь, выходит, так же не удалось и ему самому. Быть может, этот проклятый род, эти похищенные из адской бездны семена огня и впрямь защищает некая высшая сила, недоступная пониманию смертного человека?!

В любом случае немыслимо, чтобы юный Дагоберт простил своему майордому, пусть даже и первому из присягнувших, участие в убийстве отца. Он и сам не простил бы!

Быть может, плюнуть на клятву, помочь Брунгильде или самому отвлечь как-то Дагоберта и его невесть откуда взявшихся сторонников, дать сестре возможность опередить наследника престола у тайного грота? А может, и вовсе попробовать самому?! Вот только как это сделать? Если не выйдет — придется туго! В лучшем случае придется мириться с властью Дагоберта, быть первейшим из первых, но под его рукой. Конечно, до поры, до времени… Когда наступит та пора, когда придет то время?! И наступят ли они вообще…

— Мы уже совсем близко, — произнес он вслух. — Но, быть может, мой повелитель устал? Мы скачем без остановки несколько часов.

Дагоберт коротко мотнул головой. Ему было не до заботливых речей вчерашнего злейшего врага. Его отец парил в небе за много лье отсюда, точно изводя своими маневрами двигавшуюся впереди небольшого войска Брунгильду. Предложенный Рейнаром план действовал. Стоило яростной воительнице сделать шаг в сторону тайного захоронения, как дракон разворачивался и проносился над ее головой, ввергая человекообразную гарпию в состояние, близкое к буйному помешательству.

Она порывалась устремиться следом, расправив крылья, но человечья шкура и властный приказ далекой силы вынуждали совсем к иному. Брунгильда выла, скрежеща зубами, ревела подраненным медведем, вгрызалась в кромку щита, терзая его, словно охотничий пес — кабаний бок. И… почти не двигалась с места.