Светлый фон

— Кропова золотая рыбка, — глядя на камни и крошево у самого своего носа, гостья выговорила одно за другим много невнятных слов. Смысл не улавливается, но напевность речи указывает на искаженную лесную славь. Девушка зашевелилась, ощупала свой затылок, затем щеку и плечо. — Да уж, сказочки у Алекса… Мы не просили, но разбитое корыто в наличии. Кузя?

— Йах, — коротко отозвался щенок.

Атаман запоздало ощутил, как сознание его расслаивается, слабеет. Он следил за упавшими с неба гостями, но воспринимал их, как сон… Хороший и невозможный. Вот девушка села, вдумчиво растерла оцарапанный локоть. Огляделась, заметила старую валгу и вежливо кивнула ей. Как будто у этой гостьи толпа знакомых валгов и все они — мирные, милые соседи. Наконец, девушка увидела атамана… и ему тоже кивнула. Глянула на Эта, нахмурилась. Сим как раз успел убедить себя: гостья определенно разговаривает на кошмарно искаженной слави горожан, чуть-чуть похожей на наречие черных лесников.

За спиной у атамана шевельнулась Арина, всхлипнула и застонала. Щенок подпрыгнул на всех лапах и метнулся, сразу оказался рядом и часто, тонко затявкал и затрещал. Арина в ответ повыла — и унялась.

Старая валга взрыкнула было… но щенок метнулся к ней, уткнулся носом в её нос и устроил не какой-то там плач, а настоящий скандал! Он рычал, клацал пастью — которая так велика, что кажется, загляни и увидишь всё нутро малыша, до хвоста… Щенок дважды падал на спину и дергал лапами, вскакивал, обматывался хвостом и прыгал. Снова упирался носом в нос старухи.

Валга-цай — удивительное дело! — терпеливо слушала и не двигалась с места, и молчала. Атаман тоже не двигался. Все же он впервые видел щенка-одинца, тем более на расстоянии ладони от себя. И вдобавок Сим заново привыкал дышать. После заката ему уж всяко полагалось умереть. Он знал это, знал с того утра у родника…

— Хто есть мало-мало… дохло?

Девушка дернула атамана за рукав, нахмурилась и взялась повторно, еще медленнее, по слогам, уродовать тартар. Она дружелюбно улыбнулась, с исключительной невменяемостью не замечая черного одинца, замершего в двух шагах. Выговорила нелепый вопрос снова и снова, уродуя теперь уже иные наречия, смутно напоминающие пустынную версию альраби и германику, способную ужаснуть самого Штейна.

— Арина, — атаман зачем-то назвал имя и нащупал руку сестры.

— Эль-энна! — лучезарно улыбнулась сумасшедшая. Повернула голову, в упор уставилась на старую валгу. — О! Королева. Кузя! Кузя, хвост!

Сим не понял ни слова. Разве что имя: девушку звали Эль. Атаман упрямо удерживал сознание от соскальзывания в пропасть переутомления. Он тёр ладонями лицо, пытался размять комки боли, спёкшиеся под сводом черепа… Бесполезно, увы. Сквозь боль едва удавалось воспринимать мир — урывками, как в бреду. Иногда явь стиралась вовсе, а затем кратко, ударами пульса, делалась громкой, кричаще-яркой… и снова гасла.