Вот девушка, нос к носу с валгой. Белый щенок намотал хвост на две головы. Всё замерло… Удушье. Пестрая тошнотворная тьма плывет, качается… Она клочковатая, свалявшаяся. Нет: это мех крупного одинца. Черный зверь рядом со старой валгой-цай. Тоже намотал хвост на две головы, её и девушки.

Белый щенок яркий, он — светится! И лицо Эль светится, совсем рядом, глаза в глаза.

— Думать тут, — Эль орет, стучит пальцем в грудь атамана, над сердцем. — Тут, не тут, — она стучит по больной, не способной думать, голове атамана. — Ты… думать так: смотреть, дышать, шаг по шаг. Страх, боль, гнев. Идёт, стоит, видит, делает. Шаг по шаг! Не слова, нет.

Атаман поморщился, устало закрыл глаза. Он бредит! Что за бессмыслица? Тошнит… так было однажды, после удара кулака Эта в челюсть. Всего-то зуб долой, а казалось, череп треснул.

Весь мир — прокисшее варево. Кипящее болью, оно колышется, гудит… Нечем дышать. Нельзя выжить. Жарко. Холодно. Душно. Что-то жёсткое, как каменное крошево, сдирает кожу с лица. Но — бывает и так — становится лучше.

Сим разлепил веки… Увидел в упор тускло-серые в желтизну глаза старой валги. Принял то, что его голову охватывает нечто гибкое, теплое. Попробовал улыбнуться. Он не верил, что сможет выжить и больше того, получит право объясниться. Никто не знал, что для разговора с валгами требуется… хвост. Бред! Как намотанный на лоб хвост поможет понять, что привело сюда стаю? Тошнит…

Сим пьяно улыбнулся… и не стал сопротивляться.

Умные способы ни разу не сработали. Чем же тогда плох хвост на лбу? Он жесткий, он стягивает череп, мнет мозг. Больно… очень больно. Сим терпел боль и дышал хрипло, часто. Заставлял себя не проваливаться в обморок. Нельзя! Не теперь. Только не теперь!

— Эт! — атаман вспомнил, кто принял на себя удар голоса валги-цай. Мощнейший удар, если его жалкие отголоски привели Сима в нынешнее бредовое полузабытье. Жив ли, в сознании ли друг Эт? Он не мог не пострадать. Ему очень плохо… — Эт!

— Эт, — не оспорила Эль, обеими ладонями обхватила лицо атамана и заставила смотреть в глаза старой валги. — Думать тут! Сразу тут! Надо!

Сим сдался, принял неизбежное. Он всегда был готов отдать что угодно, лишь бы найти способ общения со стаей. И вот… Цена объявлена. Он предаёт Эта и Арину: нет сил проверить, жив ли друг, нет сил понять, в порядке ли названая сестра.

Тускло-серый взгляд старой цай сделался обширнее, заполнил мир. Желтизна гнева выцвела. Боль в полубредовом сознании Сима не сделалась меньше, но выровнялась. Боль была отчасти своя, и отчасти — чужая, она изливалась из глаз валги. Ей приходилось не легче. Едва живой старухе, раздавленной горем…