— Десять лет назад, — прошептал атаман. Поморщился и поправил себя. — Давно… Нет, не так. Зима. Холод. Горы высокие, близко…

Сквозь боль и тошноту атаман наконец понял, что ему пыталась втолковать Эль. Надо не говорить, а представлять в картинках, шаг за шагом. Сим закашлялся смехом: он почти бредит, он исчерпан и едва жив. Пожалуй, для такого общения — лучшее состояние! Он не способен думать. Он грезит наяву о зиме, холодной и поздней. О боли потери. О запахе лаванды и прелой травы — в них признак использования силы темных ведьм. О семье Эта. Нет: о семье. О девочке… ей два года, совсем щенок.

Сердце рвётся от боли. Ток крови гудит, ломится таранными ударами то ли в череп, то ли в челюсть — словно кто-то бьёт снизу и сбоку. И обрушивает во тьму. Окончательно.

* * *

Когда атаман очнулся, над ним, совсем рядом, проступило из мрака лицо Арины. Спокойное, живое. Девочка улыбнулась.

— Я погасила пожар, сама… почти сама. Я много вспомнила, — светлые глаза смеялись. Девочка нагнулась, зашептала в ухо: — Братик Сим. Тебе плохо? Дай поправлю одеяло под головой. Тебе немножко лучше?

— Плохо. Лучше. Эт? — выговорил атаман. Снова тошнота донимала, снова бред норовил утянуть во тьму. — Эт…

— Смотреть страшно, что творится, — Арина выпрямилась. Чуть не надрываясь, она потянула под локти безвольное тело Сима, чтобы тот начал всползать спиной по скале к сидячему положению. При этом Арина пыхтела и бормотала: — Сопли, слезы, вой и рык, всё подряд… Уф. Даже со стороны глянуть тошно. Кто она? Вроде ведьма… Только не ведьма. Куда там ведьмам, знаешь ли.

Атаман истратил остатки сил и растекся по скале… Расслабился. Позволил Арине подпихивать мягкое под шею, под затылок. Голова качалась, как гнилой орех… Весь мир сделался тесной скорлупой, которую разбили — и оказалось, что за ней имеется еще один мир. Попросторнее. Поярче. Сим знал, что позже многое вспомнит и поймет. А пока…

Он говорил с валгой-цай! Был понят, даже получил ответы, которые пока трудно и больно ищут себе место в голове. Нужен покой, чтобы заново собрать себя из осколков. Нужна тишина. Но где её найти? Всюду — мельтешение и шум. Круговерть тошнотворной суеты.

Чужачка Эль определенно — не в уме. Люди не могут так себя вести, тем более взрослые.

Эль сидит, вцепившись в голову Эта. Его ладони примотаны к голове Эль хвостом белого щенка. Вроде — так? Хотя зрение ненадежно. Ничто сейчас не надежно.

Малыш-валг рыдает в голос, рычит. Пасть раскрывается, будто готова вывернуться вовсе… Клыки у младенца — уже сейчас по пол-ладони в длину. Жутко думать, что вырастет из такого малыша. Убивает голосом он и теперь, хуже валги-цай убивает! Тошно. Темно в глазах.