– То есть они пережили Спин?

– Может быть.

– И эти планеты живые, Джейс? На них есть жизнь?

– Этого мы узнать не можем. Но вокруг них нет защитной мембраны, и по нашим стандартам их звездное окружение ведет себя крайне враждебно.

– И что это значит?

– У меня нет ответа. Ни у кого нет. Мы считали, что сумеем провести более осмысленный сравнительный анализ, когда сеть репликаторов разрастется. Ведь, по сути дела, мы создали нейросеть невообразимых масштабов. Репликаторы общаются между собой – примерно так же, как общаются нейроны, но через века и световые годы. Их жизнедеятельность – абсолютная, всезатмевающая красота. Их сеть превосходит любую сеть, когда-либо созданную человеком. Они собирают информацию, сортируют, отправляют на хранение, присылают нам…

– И что же пошло не так?

– Может, сказался возраст. – Он говорил так, словно ему больно было говорить. – Все старится, и самый защищенный генетический код тоже. Наверное, в процессе эволюции репликаторы вышли за рамки прописанной программы. Или…

– Давай ближе к делу. Что случилось, Джейс?

– Данных становится меньше. Репликаторы, забравшиеся максимально далеко от Земли, присылают фрагментарную и противоречивую информацию. Что это значит? Потенциально – много чего. Если они умирают, мы столкнулись с развитием врожденного дефекта в их конструкционном коде. Но некоторые из давно работающих ретрансляционных узлов тоже начинают отказывать.

– Кто-то вывел их из строя?

– Слишком поспешный вывод. Вот тебе другая мысль. Запустив этих тварей в облако Оорта, мы создали простейшую межзвездную экологию: лед, пыль, искусственная жизнь. Но что, если мы не первопроходцы? Что, если межзвездная экология не так проста, как кажется?

– То есть в космосе могут быть и другие разновидности репликаторов?

– Не исключено. Если так, то они ведут борьбу за ресурсы. Быть может, даже питаются друг другом. Мы думали, что отправляем наши устройства в стерильную пустоту. Но вдруг в этой пустоте имеются конкурирующие виды? Или даже хищники?

– Джейсон… Их, по-твоему, пожирают?

– Возможно, – ответил он.

* * *

Проблески вернулись в июне и на сей раз продержались почти сорок восемь часов.

В августе – пятьдесят шесть проблесковых часов плюс периодические проблемы с телекоммуникациями.

Когда все повторилось в конце сентября, никто не удивился. Почти весь первый вечер я провел за задернутыми шторами, не обращая внимания на небо: смотрел кино, скачанное неделей раньше. Старый фильм, еще доспиновый. Смотрел не ради содержания, но ради человеческих лиц. Чтобы вспомнить, как они выглядели в те времена, когда люди жили без страха перед будущим. Когда люди говорили о Луне и звездах без иронии и ностальгии.