Он склонил голову, признавая совершенство исполнителя. Принял от вставшей маркизы инструмент и вернул перчатки.

- Если на то будет ваше позволение, я подарю вам такую же, - предложил Курцио. – Ее сделают по нашему уставу, который сохранился со времен Старой Империи. Серебряный корпус и струны из кишок женщины-отцеубийцы, только они дают по-настоящему совершенный звук. В качестве награды попрошу дозволения иногда слушать вашу игру.

- Я даю вам свое позволение, - мягко кивнула Биэль.

Повисла драматическая пауза. Теперь следовало или как-то возобновить трапезу, или понемногу сворачивать прием. Курцио жаждал первого, но понимал, что сообразно моменту правильнее переходить ко второму. К сожалению… И в то мгновение, когда он готов был что-то сказать, Биэль заговорила первой.

- Знаете, я не люблю слабых мужчин. Вернее безразлична к ним. Это естественно, когда растешь бок о бок с такими великолепными образчиками мужественности, как мой отец и брат. Слабые люди вызывают главным образом жалость, а я не люблю жалеть мужчин, для этого у меня есть лошади, горностаи и служанки.

Курцио стиснул зубы и машинально заложил руки за спину, чтобы скрыть побелевшие костяшки пальцев. Волшебство этого вечера, наполненное тайнами, намеками, тончайшей игрой слов – все рассыпалось вдребезги, как цветное стекло, разбитое ударом палки. Осталась лишь некрасивая рама да осколки несбывшихся ожиданий в грязи. Островитянин выпрямился, сложив руки на груди, гордо задрал подбородок, решив - он выслушает до последнего слова все, что сочтет нужным сказать маркиза. Он будет галантен и сохранит безукоризненную вежливость, глотая блестяще продуманные оскорбления как изысканный пломбир, желированный выстилкой плавательного пузыря «белых» рыб. Он запомнит каждое слово, нанижет, словно драгоценный жемчуг, на шелковую нить памяти. Обдумает каждое из них, ни в коем случае не проявляя пагубную поспешность.

А затем…

- Но и энергичные убийцы без страха и сомнений, как граф Шотан Безземельный, мне также не импонируют, - продолжила маркиза. - Они всегда любят в первую очередь себя, а я не желаю быть второй. Кроме того, они попросту скучны. В мужчине меня привлекает комбинация силы и души. Жесткость и человечность. Твердость, на которую можно опереться, и немного мягкости для контраста. Но в меру мягкости. И, разумеется, ум. Кругозор мужчины должен простираться несколько дальше, чем знание сорока пяти основных видов перевязи для меча.

Кажется, я идиот, мрачно подумал Курцио. Да не простой, а прямо-таки эпический. Эпический идиот, у которого спесь и гнев скачут впереди здравого смысла.