Незадолго до окончания второй декады — после круга испытаний, Коста написал первый тест по Искусствам — по «Истории и развитию стихосложения», и получил высшую оценку. И — расслабился, решив, что если будет уделять достаточно времени теории и чтению свитков, отличная память вытащит его из любой западни плетений, но радовался он слишком рано.
Любой ученик — каждый из девятнадцати, который попал на остров знаний, обладал особыми талантами. Каждый — и почти половина учеников схватывала все так же легко, как и он сам. Те, кто не выделялся умом или рассудительностью — выделялись силой, кругом или склонностями к определенным направлениям знаний. И после декады занятий, Коста тоже понял, что выделяется среди всех, сияя, как яркая звезда над Третьим пиком второй Лирнейской гряды, по которой ориентируются, где же находится Север.
Сиял так же ярко, ровно и постоянно… сиял — бездарностью.
Общие результаты висели на большой доске рядом со входом в учебные классы, и золотой рамкой отмечали лучшее место в рейтинге — первое на этой декаде занял Второй ученик, и худшее — номер, обведенный красным, на нижней строчке таблицы — занимал Пятый ученик. «Тупая пятерка», как обзывали его стоящие рядом ученики, каждый из которых счел необходимым преувеличенно сочувственно подойти, лично выразить поздравления и со всей силы хлопнуть по плечу — соболезнуя.
«Пятерка» — улыбался. Всем и каждому. Улыбка чуть меркла с каждым хлопком по плечу и он чуть морщился, но снова — сиял в ответ белоснежной улыбкой. Коста не вздрагивал, наблюдая за этим, но внутренне подбирался каждый раз, потому что его место было вторым снизу — точно над красной рамкой, и, если дела дальше пойдут так же — на следующую декаду это его, а не Пятого, будут хлопать по плечу, поздравляя с достижением — «худший ученик в классе».
Как-то незаметно за одну декаду «местный дурачок» стал сначала его постоянным спутником, а потом просто неотъемлемой частью учебной жизни, снабжая ценными и, иногда остроумными сведениями о личных пристрастиях, склонностях и характере со-курсников. А в информации Коста нуждался ничуть не меньше, чем в обедах или ужинах, чувствуя себя рыбой, которую вытащили из моря в сетях, бросили в лодку и она, изворачиваясь, жадно разевая рот, пытается вернуться в родную стихию.
Стихия Октагона родной Косте не была. Он не привык к такому количеству людей вокруг — ему всегда хватало мастера Хо, не привык к отсутствию возможности уединиться, не привык, что каждый шаг, вздох и слово вечером будет разобрано куратором.