— Здесь таких нет, Девятый, — миролюбиво отозвался Пятерка.

— Помолчи, блаженный, не с тобой говорю… — осек его Толстяк. — Ты, отстающий, Шестнадцатый… говорят, это ты нарисовал то чудо в фиолетовой мантии? — ученик огладил пухлыми пальцами воздух, рисуя изгибы женской фигуры — тонкую талию и пышный верх, гораздо пышнее того, чем Коста изобразил на рисунке. — Мне бы тоже такой… ночной свиток… чтобы смотреть и засыпать… смотреть и засыпать… сладко — сладко… — причмокнул он губами.

Коста скривился.

То «чудо в фиолетовой мантии» он рисовал Семнадцатому, когда ещё хотел общаться и быть полезным, по его настойчивой просьбе. Мистрис на пергаменте вышла сочной, игривой и веселой — точно как заказывали. Но кто знал, что этот свиток Семнадцатый отдаст другим ученикам в обмен на услугу, и теперь его осаждали со всех сторон — каждый хотел себе «личную ночную мистрис», только чтобы на этот раз на ней было поменьше надето, мантию можно не рисовать, цвет волос изменить, увеличить губы, сделать томным взгляд и… Тьфу. Если бы мастер Хо был жив, то точно выдал бы подзатыльник за такое использование кистей.

— Больше не рисую, — отрезал Коста кратко.

— Я расплачусь, — Толстяк облизнул губы. — Не останешься в накладе. У тебя же плохо с артефакторикой? Точнее совсем никак — можно поднять балл… Только чтоб такая же вышла — как живая, чтоб и смотрела на меня как живая и улыбалась, но чтоб одежды поменьше или совсем не было…

— Не рисую, — повторил Коста сухо.

— Не понял… это сейчас ты, — толстый палец ткнул вверх, — отказываешь — мне?

— Не-ри-су-ет, — повторил Пятый с отчетливым удовольствием, улыбаясь. И ещё раз, громче, проорал так громко, что вспорхнули птицы с другого края крыши. — НЕ-РИ-СУ-ЕТ! НИКАКИХ БОЛЬШЕ ГОЛЫХ БАБ!

На них обернулись все, кто был перед корпусом — ученики, пара слуг, и один в форме помощника Учителя, и посмотрели наверх.

Коста просто обреченно закрыл глаза. «Пятый!»

— Он хотел голую бабу, — ткнул Пятый пальцем вниз, показывая на стремительно багровеющего Толстяка, — МЫ! Голых баб не рисуем! — пояснил он сразу всем — четко и внятно. — Разве я не прав? — обернулся к нему Пятерка.