Хелена почувствовала, что может тихо вздохнуть с облегчением. Ей даже пришлось подавить усмешку. Этот Лудольф фон Аргенслебен наверняка рассчитывал показаться весьма умным, но, расспрашивая отца так подробно, он тем самым поставил себе подножку: учитывая его уродство, теперь практически невозможно, чтобы родители дали согласие на ее брак с ним.
Причем их гость, казалось, это еще не понял, судя по тому, как спокойно и уверенно он велел Берте убрать свою опустевшую тарелку и заменить ее свежей для основного блюда.
– И чья же генетика важнее? – спросил он, перекладывая салфетку. – Отца или матери?
– Что касается чистых наследственных свойств, то нет никакой разницы, – с готовностью пояснил отец. – Однако для формирования наследственных свойств мать важнее, поскольку ребенок зарождается в ее теле и нуждается в здоровой среде.
Лудольф задумчиво кивнул.
– Означает ли это, что у кого-то могут быть проблемы со здоровьем, но при этом он обладает хорошей наследственностью?
– Конечно, – ответил отец, – если речь идет не о наследственных болезнях или заболеваниях с наследственной предрасположенностью. Но в случае, если причиной являются только нарушения развития в широком смысле – болезни в детском возрасте, которые не вылечены полностью, недостаточное питание, нехватка витаминов и тому подобное, – наследственные задатки все равно могут быть превосходными.
Бледное лицо их гостя оживилось.
– Герр доктор Боденкамп, – заявил Лудольф, явно ошеломленный, – вы только что всего несколькими простыми словами прояснили загадку, которая много лет сильно меня занимала. Видите ли – когда я узнал о присвоении мне расового статуса «А», что для меня осталось непонятным, поскольку, как вы, несомненно, заметили, я страдаю определенными физическими нарушениями…
Хелена затаила дыхание. Ох, на редкость прожженный малый! У нее возникло предчувствие, что он вот-вот превратит предполагаемый смертельный удар в победу.
Отец окинул его холодным взглядом.
– Ну, возможны нарушения развития. Когда вы родились?
– В 1907-м.
– Хм. В то время у нас был экономический кризис, если я правильно припомню, но мне ничего не известно о голоде в немецких землях в эти годы…
– Моя мать, когда я родился, была весьма болезненной, – произнес Лудольф. – И в то время у нас был еврейский врач. Только когда отец прогнал его со двора и пригласил врача немецкой крови, уроженца Рейнской области, стало лучше.
Отец одобрительно кивнул:
– Вполне закономерно. Неправильное лечение. Предполагаю, из-за некомпетентности, а не злонамеренного умысла.