– Теперь уже это не имеет значения. Продолжай.

– Я их всех едва знала, понимаешь? Даже девочек. Ну, то есть кроме Веры. Она была из моего класса и уговорила меня пойти с ней…

– Это. Не. Имеет. Значения, – прошипел он, чувствуя, как горят его глаза. – Согласилась – получай. Не забывай, о чем идет речь. Ты либо покорно исполняешь то, что я говорю, либо отправишься в лагерь вместе со своим еврейским любовником…

– Да, хорошо, хорошо.

Поспешно произнесла эти слова, опустила глаза, быстро расстегнула следующие три пуговицы, пока не вспомнила, он велел ей делать это медленно, медленно и соблазнительно: так и сделала, и сделала это хорошо. Наверное, практиковалась. Леттке почувствовал, как его член отвердел. Ого – становится все лучше, черт возьми!

– Я сделаю все, что ты захочешь, – сказала она хриплым голосом, снимая платье, которое сидело на ней как влитое. – Не волнуйся.

– Хорошо, – выпалил он, заметив, как участилось его дыхание, когда она стояла перед ним в нижнем белье и подвязках для чулок.

– Можешь привязать меня к кровати, если захочешь. – Она расстегнула бюстгальтер и отбросила его в сторону, к платью, обнажив пышные груди. – У меня нет выбора. Я полностью отдамся тебе. Ты сможешь делать со мной все, что захочешь. Сопротивляться не буду.

– Точно. – Теперь настала очередь чулок. Подвязка. – Так же, как и остальные. Они уже расплатились. Дерте звали одну из них, толстуху. Жеральдиной – другую.

Упали трусики, и она стояла перед ним в чем мать родила, Венера с золотисто-рыжими волосами, ради которой и согрешить не жалко. Ее глаза широко раскрылись от испуга, руки дрожали, не зная куда деться, стараясь снова и снова скрыть от него наготу.

Больше она ничего от него не скроет. Даже самую малость.

Леттке поднялся и тоже начал раздеваться, медленно и с наслаждением, не отпуская ее взгляда. Вполне возможно, она увидела торжествующую ухмылку на его лице, и вполне возможно, что это внушило ей страх.

– Я делаю это ради Урии, – хрипло прошептала она. – Делаю это, потому что люблю его. Потому что он любовь всей моей жизни. Ради него я иду на этот риск. И не знаю, сдержишь ли ты свое обещание. Даже не знаю, причинишь ли ты мне вред, останусь ли я в живых… Но Урия того стоит.

– Прекрасно.

Она слишком много болтает. На нем еще оставались трусы, когда он взял со стола веревки и банку и жестом велел ей подойти к кровати.

Пусть и нерешительно, она повиновалась. Так и быть. Леттке сорвал покрывало и подушки и, когда она легла перед ним на белоснежную простыню, ощутил исходящий от нее невероятный женственный аромат.