И тем не менее – соблазн был велик. Несколько строк, набранных быстро…

Но Хелена убрала руки с клавиатуры, сложила их на коленях, устояв перед искушением.

По крайней мере на сегодня.

* * *

Сообщение Адамека, подумал Леттке, похоже на взрыв бомбы: мощный хлопок, затем миг оцепенения, когда все затихает или кажется таковым, – а потом возбужденная суета, чтобы спасти то, что еще можно спасти.

– Перевезти ведомство в Берлин? – воскликнул Добришовский. – Чистое безумие! Одно то, скольких усилий будет стоить транспортировка хранилищ данных! А что потом, в Берлине? В городе, на который сбрасывают бомбы раз в пару ночей?

– Да, – поддержал Мёллер, – если уж на то пошло, наверное, правильнее перевести РСХА в Веймар.

– А что будет с аварийными системами? – добавил Добришовский. – Мы их должны выкопать и тоже отвезти в Берлин?

– Они могут остаться там же, где и сейчас, – вставил замечание Кирст. – Благодаря новым линиям связи расстояние больше не представляет собой проблемы. Техника же все-таки развивалась со времен кайзеровской империи.

Адамек поднял руку в ожидании, когда общее волнение уляжется. Затем произнес:

– Абсолютно с вами согласен. Боюсь только, это не те аргументы, которые произведут впечатление на такого человека, как Генрих Гиммлер. Всем известно, что у него срабатывает аллергическая реакция, когда кто-то говорит, что что-то «невозможно» или «очень сложно». По его мнению, бояться трудностей или держаться от них в стороне, скажем так, не по-арийски.

У всех на лицах появилось огорчение. Они обменялись растерянными взглядами, потом Кирст задал вопрос:

– С другой стороны – а что, собственно, произойдет плохого, если нас переведут в Берлин?

– Возможно, ничего, – ответил Адамек. – Но улучшением для всех нас это наверняка не станет.

– Но, может быть, для рейха?

Адамек потянулся, заложил руки за голову и, устремив взгляд вверх, начал рассуждать вслух:

– Станет ли от этого лучше рейху? Разумеется, не нам решать, но порассуждать об этом мы все-таки можем. Потому что – когда я смотрю на Германский рейх, мне бросается в глаза, что его административная структура характеризуется наличием конкуренции. У нас нет единой системы, в которой каждому элементу отводится четко определенная функция, в которую больше никто не вмешивается; у нас всё с точностью до наоборот: множество ведомств, делающих то же самое, что и другие службы, но только по-разному, и потому они находятся в постоянном конфликте друг с другом и борются за влияние. Поскольку мы исходим из того, что раз фюрер терпит такое положение, то он с этим согласен, предполагаю, в конечном итоге так просто все лучше и работает. Потому что борьба и конфликт – это часть жизни. Потому что они являются важным элементом эволюции. Таким образом, одерживают верх самые сильные, самые функциональные элементы – именно то, что нужно Рейху, который однажды захватит весь мир, не так ли? – Он опустил руки, снова сел прямо и огляделся вокруг. – Считаю, именно это мы и должны сделать: приложить усилия. Бороться. Доказать наше право на существование.