А когда Лудольф прямо-таки с возмущением спросил:

– Альма сказала, что в твоей семье были случаи алкоголизма – это правда?

Хелена поклялась, что это всего лишь глупая шутка, и также вычеркнула имя своей золовки.

Игра продолжалась на протяжении нескольких месяцев и закончилась тем, что она вычеркнула все имена из списка. Она не найдет никаких союзников в имении «Аргенслебен». Все обо всем докладывали Лудольфу.

Отчаяние, охватившее Хелену впоследствии, оказалось неожиданно сильным – возможно, потому, что во время многочисленных бесед она переживала минуты откровений и снова начинала надеяться. Она вновь спряталась на кладбище, где могла быть предоставлена сама себе, орошала могилы, обрывала засохшие лепестки и завидовала мертвым, потому что у них жизнь уже позади.

* * *

Однажды к Хелене обратилась служительница кладбища, худая женщина с обветренным лицом, испещренным тысячами морщин, и длинными седыми волосами, собранными на затылке простой резинкой.

– Я часто вас здесь вижу, – сказала она, уперев грязную руку в бедро. – Десятилетиями никто не заботился о могилах семьи, и теперь вдруг вы этим образцово занимаетесь.

Хелена посмотрела на нее с неловким чувством, как будто ее поймали на чем-то запретном.

– Мне больше нечего делать, – призналась она.

– Полагаю, вы жена Лудольфа?

– Да, – сказала Хелена, чувствуя, что ее лицо рассказало женщине всё так же красноречиво, как и та на нее посмотрела.

Но в ее взгляде чувствовалось тепло.

– Я только что заварила себе чай в служебном помещении. Хотите выпить чашечку?

В такой момент и в подобной ситуации устоять было невозможно.

– С удовольствием, – ответила Хелена.

Служебное помещение представляло собой тесное пространство рядом с кладбищенской часовней, сильно натопленное огромной кованой печью, на которой кипел чайник с чаем. На древнем письменном столе стояли телефон и платежное устройство, самодельная полка прогибалась под вековыми, запыленными папками и тетрадями, а оставшееся пространство занимали два стула.

– Мне всегда приходится быть начеку – вдруг они заберут у меня печку, чтобы переплавить в пушки, – сказала женщина, наливая чай из красного эмалированного металлического чайника в две неодинаковые чашки. – Чай я сама смешала из собранных луговых трав. На вкус ужасный, но у меня есть много коричневого сахара.

Они сосредоточенно размешивали его в чае до тех пор, пока он не стал на удивление сладким, и Хелена вспомнила, как в детстве сидела на кухне у Йоханны и та утешала ее таким же сладким чаем, когда она поссорилась с Армином или разодрала коленку.