«Благодарю вас за то, что сочли возможным задержаться и принять участие в операции у Чфе Вара, – писала она. – Ваша помощь много значит для меня. Я надеюсь, что вам и далее будет сопутствовать успех, и наше сотрудничество получит новые перспективы».

Ему чудилось что-то между этих строк. Намеки, иносказания, ускользающий смысл. А вдруг только кажется? Нет, не может быть.

Андроникос Спатос приветствовал подошедших, ввел в курс текущей ситуации, передал карты. В тот же день шаттл с Дьёрдем Галаци и монахами приземлился в столице Чфе Вара.

Эл Танг Ри не хотелось никого принимать. Хотелось валяться в кровати и рыдать в подушку, как делает эта фехха Сар Эмайне. Почему она может позволить себе отчаяние, а Эл Танг Ри – нет? Несколько раз она собиралась отдать приказ казнить проклятую гъдеанку и ее бесполезных дочерей – сколько можно кормить их за государственный счет, стремительно обнуляющийся? Но спохватывалась, отменяла. Гъдеанская баба с девками ни в чем не виноваты, просто заложницы судьбы. Настоящие виновники того, что случилось, уже мертвы. Хотя, пожалуй, не все. Если посмотреть правде в глаза, следует собраться с духом и во имя справедливости проткнуть собственное сердце кинжалом. Но имеет ли она право бросить Чфе Вар и уйти в тень? Надо сжать зубы и расхлебывать. Так еще справедливее.

Землянин ожидал, не выказывая никакого нетерпения. Сопровождающие его солдаты в форме переминались с ноги на ногу, поглядывали на часы. Но ближняя свита в черных долгополых одеждах ждала молча и спокойно. Сам кардинал в темно-красной мантии – будто палаческой, чтобы брызги крови не выделялись – стоял вполоборота, чуть склонив голову и неторопливо перебирая деревянные бусины на веревке с узелком. Невысокий среди землян – многие его подчиненные выше. Но чфеварке посмотреть на него сверху вниз не удастся. Ей стало обидно.

Он обернулся.

– Здравствуй, дочь моя. Я – Дьёрдь Галаци, кардинал, легат папы римского на Чфе Варе.

Она вскинула голову, едва удерживаясь от того, чтобы встать на цыпочки, не смотреть снизу вверх. От реального достоинства уже ничего не осталось, и она цеплялась за это детское стремление – быть не ниже.

Он одарил ее снисходительным взглядом, словно прочел все ее чувства.

– Я не требую встать на колени, дочь моя, или склониться. Твои попытки меня перепрыгнуть выглядят смешно. Бог дал каждому свою меру, и нам ее не изменить. Однако мы можем и должны совершенствовать дух.

Он прошелся по слабо освещенному залу туда-сюда, заложив руки с четками за спину, вновь остановился перед покрасневшей старухой.