– Шестьдесят восемь процентов.

Он в голос застонал, пытаясь вырулить хоть куда-нибудь из-под безжалостных лазеров. Орудия «Молнии» продолжали бить, но, чтобы попасть наверняка, надо на миг выровнять курс, а Ххнн не мог на это решиться.

Анцеллу повезло. Высокое пилотское кресло прикрыло его от прямого потока плазмы. Но он еще не понимал того, как ему повезло, воя от боли. Из глаз, носа и ушей шла кровь, и из горла тоже – когда купол рубки разгерметизировался, давление слишком резко скакнуло. Герметик автоматически восстановил целостность купола, но ионная пушка успела здесь поработать. Воздух искрился от разрядов и, кажется, горел. А ведь кто-то из шитанн когда-то говорил ему, Анцеллу, что воздух гореть не может… Лицо, руки, всю переднюю половину тела Анцелла покрывали электрические ожоги. Стекла на пульте взорвались, когда упало давление, посекли лицо и грудь осколками, крови натекло – ужас. Хорошо, что все это прекратилось. Но боль не убывала.

– Жи-ить, – прохрипел обгоревший труп на полу, и Анцелл вздрогнул. Трупы же не умеют говорить!

– Хирра Мрланк? – пролепетал он неуверенно.

Убить шитанн в священном безумии трудно. Нет, в принципе, возможно: если отсечь голову или пробить сердце. Но пока сердце качает кровь и мозг ею снабжается – практически нереально. Тело почти не ощущает боли, а ведь умирают часто от болевого шока. В крови – сплошной адреналин, и мозг не чувствует страха, а ведь умирают часто от ужаса. Организм отказывается понимать, что он мертв…

Страшная, почерневшая рука уцепилась за ножку кресла, и тело, лежавшее ничком, подтянув ноги, кое-как село на полу, обняв ножку дрожащими руками. Лицо у Мрланка уцелело. И грудь, и живот – все, что оказалось прижато к полу в тот момент, когда горел воздух. Но лицо было в крови от перепада давлений, как и у Анцелла.

– Хирра Мрланк, мне жуть как больно, – тут же пожаловался кетреййи.

– Терпи, – выдавили искаженные судорогой губы. – Мне бы твои проблемы.

Руки соскользнули с ножки кресла. Тело завалилось набок с хриплым стоном, но сознания не потеряло, снова подняло обгоревшую сзади голову, опершись на локоть.

– Я хочу жить, – признался Мрланк, и из окровавленного глаза выкатилась слеза.

– А… а что делать-то? – растерялся Анцелл.

Ему и самому хотелось плакать от боли, но шитанн сказал: терпи, – значит, надо терпеть.

Мрланк поднял глаза на чудом уцелевшие экраны, и выражение его лица стало еще более страдальческим – хотя это казалось невозможным.

– Что он творит? – прошептал он. – Он же всех погубит!

– Кто, хирра Мрланк? – не понял Анцелл.