Алексашка замолчал и остановился.

— Воздух тут… поет просто. Потом… потом до деда дошло. Ему этот браслет принесли… и отца сдали. Как дед орал! Он никогда-то голоса не повышает, а тут… браслет оказался непростым, а из наследия нашего, Потемкинского, утраченного. Из коронных драгоценностей.

— Так из коронных или из вашего?

— Не сбивай с мысли, — отмахнулся Алексашка. — Ну… в общем, дед тогда с отца шкуру снял. В прямом смысле слова… и я смотрел. Там не только со шкурой… там долго. Мать просто упокоили.

— За что?

— За то, что плохо смотрела за мужем. Да и вообще она о многом знала, но помалкивала.

— А…

— Она тоже из Потемкиных, дальняя ветвь. И деду решать, кому и какой срок отведен. Но она ушла тихо, без боли, — это Алексашка произнес с какой-то отвлеченной нежностью.

А ведь когда все приключилось, он был уже не ребенком. Подростком, пожалуй, но…

— Сперва дед хотел девчонку себе забрать, но… не знаю, почему передумал.

— Не нашел?

— Никто её особо не прятал. Да, ведьмин морок наложили, но это так, мелочи… для деда. Может, решил, что проще со стороны. И подготовиться время будет.

— К чему?

— Сейчас узнаешь, — сказал Алексашка печально. И тихо добавил. — Прости… другом назвать не могу. Друзей я не заводил. Опасно для них, но… ты мне и вправду всегда нравился.

— А ты мне не особо, — Беломир подумал и решил, что ситуация вполне располагает к искренности. — Но постараюсь свернуть тебе шею быстро.

— Буду премного благодарен.

Я стояла на краю бочага, глядя в черную воду его. И она больше не казалась водой, скорее представлялась этакою густою жирною жижей, что медленно шевелилась, будто желая выползти на берег.

Мне было страшно.

Сердце колотилось о ребра. Того и гляди, проломит грудную клетку и рухнет вниз. А еще я не могла отвести взгляда. И эта вода, она…

— Сделай глубокий вдох, — некромант встал за мной, и рукою обнял, то ли опасаясь, что я с дури ухну в эту дегтярную воду, то ли просто желая успокоить. — Сделай вдох и досчитай до десяти.