Васятка мало чего успел разглядеть. А жаль! Небось, пацанам и сказать-то нечего. Темень. Тени в темени, которые мечутся. И кто-то закричал, не тут, а дальше. Потом стрельнули.

И еще.

— Ты, глянь за мальцом, — сказал дядька Святогор, вновь возвращаясь в исконное обличье.

И не простое, а боевое!

Васятка аж подпрыгнул от восторга, потому как одно дело, когда оборотень просто в зверином обличье, и совсем другое, когда он такой… такой… просто сердце в пятки ушло от восторга.

Огроменный!

Зубищи — с палец, если не с руку Васяткину. Глазища красным огнем пылают. Когтищи… про когтищи он не додумал, потому как тот, который Васятку держал, наверняка тоже оборотень, за спину его задвинул. А по зале пронесся тихий рык. Правда, от рыка этого волосья на спине зашевелились, но вот громким он точно не был.

А жаль.

Васятка бы поглядел, как эти оружных дерут. Ишь, придумали, оборотней опаивать! Или чего они там утворили. Додумать не успел, ибо громко, оглушающе грохнул выстрел.

И то ли от выстрела, то ли еще от чего, но стена взяла и осыпалась. А в дыру влезло… в общем, Васятка даже рот разинул.

И себя ущипнул.

Чтоб точно не спать. А после еще подумал, что теперь-то ему точно пацаны не поверят. Сам бы Васятка в такое не поверил бы, даже если б рассказчик землю жрал. Вот кому сказать, чтоб из пролома в стене выступил… выступила.

Воинша?

Или как правильно назвать? Оно же ж видно, что девица. Но в доспехе. И с секирою. А на голове шлем зеленым светится, такой жутенький. И был бы еще б жутчее, если б с него этот гребень сняли, который не на гребень похожий, а на щетку. Такой мамка аккурат полы моет.

А тут вот.

Воинша махнула секирою и так, что оборотень перекувыркнулся, а после и подпрыгнул.

— Верещагина!

— Ой, извини, Важен, я не нарочно! — сказала она, в секиру обеими руками вцепившись. — Это она все… и вообще.

— Ага… — оборотень отряхнулся, обличье меняя.

И Васятка снова рот раскрыл. Пожалуй, что он на Тимоху уже и не злится. Когда б не Тимоха, он бы такого не увидал.