Тропа к Ксении пошла, признав за нею право выбирать дорогу.

— Инга.

— Нет, ты… по себе кто. Я ведьмак. Ксения…

— Водяница я, — сказала Ксения. — Наполовину. И оборотень самую малость. Но ипостась не сменю, просто… оборотни нестабильны, вот и у меня не то чтобы два обличья, скорее уж я могу с водой говорить и могу жить среди людей.

— Такое редкость, — согласилась Инга.

— Вот. А ты кто?

— Я… не знаю. Матушка моя, как и бабушка, жрицами были. Лалы Огненной…

Тропа плыла. Тропа разделила два мира, и в том, что остался по-за гранью, творилось что-то страшное. До Олега донесся тонкий дребезжащий звук, потом запахло смертью, и сила её выплеснулась в туман, став частью его.

— Они прошли посвящение.

— А ты?

— Нет.

— Почему?

— Отец… выпил мать. И меня не пожалел бы, — Инга произнесла это ровно, отстраненно. — Мама… она любила его. И он любил её. Сначала. Мне бы хотелось верить в это. И она так говорила. А потом он получил силу. И благословение. И стал меняться. Больше денег. Больше власти. Но все одно мало. Он хотел еще больше. И еще… и тянул из мамы силы. Она давала. А когда все отдала, то сделалась не нужна. Он убил её.

— Почему она…

— Не попросила о помощи? Кого? — Инга остановилась, и тропа задрожала. — Во-первых, она его любила. Даже когда ушла, все одно продолжала любить. Мы… только один раз выбрать можем.

Счастье, что она выбрала не его, Красноцветова. Неудобно получилось бы.

— Во-вторых, на ней было благословение Лалы. Она не могла убивать. Лала… не та богиня. Поэтому я и не ходила к ней. Вдруг бы тоже… благословили.

Инга замолчала.

А тропа оборвалась. Резко. Хлестко. Ударив по рукам и нервам. И Олег пошатнулся, а может, вовсе упал бы, когда б не руки, его подхватившие. С одной стороны холодные, что вода в ручье. С другой — обжигающие, что солнечный пламень.

— А вы говорили, — произнес кто-то, кого Олег не мог увидеть, ибо туман продолжал жить, но уже в глазах. — Что все готово! Да они едва не ушли!