Хуже всего то, что грандиознейший и страшнейший эксперимент, проведенный в жилых отсеках, забравший и изуродовавший многие жизни, прошел напрасно. Мы все так боялись, что подобное случится на нашей родной планете, что послушались приказов начальства, тех самых людей, которые не были здесь и которых мы могли проигнорировать, рискнув своими карьерами, – и тем самым спасти сотни жизней. Но страх силен – и, следуя вроде бы разумным доводам о том, что лучше знать угрозу и быть к ней готовыми, мы сделали это.

Все это я говорю, наверное, лишь по той причине, что пытаюсь донести до слушателя или слушателей главную мысль: мы могли все предотвратить, но не сделали этого, потому что боялись. И каждый человек, который погиб от принятых мною решений, снится мне каждую ночь.

Больше я не допущу эту ошибку. Уже поздно что-либо менять, все вышло из-под контроля. Происходящее в жилых отсеках уже не принесет результата, ведь жизнь вырвалась из оков и стала осваивать исследовательские уровни. Цветок жизни находится в хранилище находок. Я уничтожу его, рискуя своей жизнью, потому что пора прервать череду ошибок и смертей. Пожалуйста, помните, что мы неплохие люди, – нас вели наука, любопытство и страх».

Это был спокойный и сильный мужской голос, который знал, что идет на смерть, четко выговаривая каждое слово, не спеша и обдуманно. Я сижу в его кресле, смотрю вперед через стол и, переводя взгляд от кабинета к кабинету, что стоят по сторонам, представляю, как сложно им пришлось. Ведь именно здесь творилась судьба, именно этим пяти людям пришлось принимать сложнейшие решения, повлекшие за собой трагедию. Одного из них я даже встречал: несчастный вдовец по имени Джеффри Кэрролл, заплативший большую цену, чем многие готовы даже осознать. Кабинет с цифрами и игрушками на столе – это его рабочее место, и даже страшно представить, чем для него был этот счет или отсчет. Результат его трагедии и жертвы когда-то давно лежали перед моими глазами, и если тогда я считал его просто очередным безумцем, то сейчас я смотрю на его кабинет, его святыню – и как будто впервые понимаю, что за каждым здесь кроется своя трагедия. Все это очень грустно. Поднявшись с кресла и выйдя в холл, я оглядываюсь и думаю, что они вряд ли представляли весь масштаб трагедии, которую устроили. На двери его кабинета написано имя «Эдгар Каннингем». Он сказал, что собирается добраться до находки и избавиться от нее. Я должен убедиться, что он смог.

Не успел я открыть двери и выйти обратно в коридоры мрака, как тишину нарушил громкий сигнал входящего вызова из комнаты наблюдения, за стеклом. Кажется, я догадываюсь, кто это. Но без ключа или кода замка мне туда не попасть. Уже привычная схема работает вновь – и под светом ультрафиолетовой лампы я вижу прямо на полу набор цифр, который моментально открывает дверь. Внутри девять мониторов во всю стену, показывающих разные уголки Вектора, – и, что странно, я не замечал камер наблюдения, которые, по-видимому, скрыты очень хорошо. Некоторые мониторы показывают темноту, остальные – какие-то коридоры и комнаты. Как они еще работают спустя столько времени – вопрос без ответа. Хотя, если присмотреться к панели, что управляет всей системой слежения, кажется, ей пользовались не так давно: видно, что в некоторых углах пыли больше, чем посередине. И снова я чувствую, что, помимо меня, здесь кто-то есть. Я ответил на входящий звонок.