Сил на попытки справиться со зверем, которого она так бесстрашно будила, не оставалось.

– Не знаю, как он тебя обработал, но, похоже, ты не понимаешь, что значит «не было рядом»! – в его голосе прорвалась такая ярость, что Яра вздрогнула и отступила назад. – Я сутками не отходил от матери, с ложки кормил ее, как ребенка, держал, когда она начинала громить комнату, дурь доставал, чтобы она не орала от боли! Я с облегчением вздохнул, когда она умерла! – Он замолчал, недолго обдумывая мысль, которая только что пришла ему в голову. – Нет, умирают тихо и без мучений, а она сдохла, как того не заслуживала, а через месяц я узнал, что она могла остаться жить. Не хочешь спросить, что делал этот раскаивающийся предатель целый год вместо того, чтобы ей помочь? Я понятия не имею, потому что не видел его до самых похорон. Ты что-то сказала о прощении? Так вот, мне некого прощать. Для меня он сдох вместе с ней!

Рейн перевел дыхание, бесцельным взглядом осматриваясь по сторонам. Стылый ночной воздух обжигал горло, но дышать стало легче.

– Прости, – сказал он так, словно это слово было для него из незнакомого языка и в точности его применения он не был уверен, но интуитивно чувствовал, что должен был произнести его. – Когда дело доходит до Макса и того, какой он замечательный, у меня напрочь сносит крышу. Еще хуже, когда его оправдываешь ты, ничего о нем не зная.

– Столько лет прошло, – она качала головой, всматриваясь в его глаза. – Не приходило тебе в голову, что уже и ты можешь о нем ничего не знать?

– Я знаю главное – его ничто не волнует так же сильно, как он сам и его жизнь, в которую он берет только того, кто подходит под его представления о ней. И мне все равно, как эти представления изменились.

– Он взял в нее тебя, – просто ответила она и пошла к выходу из измерения.

По другую сторону барьера непогодой заправлял северный ветер. Они шли через выметенный им сквер по аллее из огромных стонущих тополей и говорили. Этой ночью город был полон разодетой нечисти, и на пути они часто встречали шумные компании.

– Это больше, чем несправедливость, когда ты подростком навсегда прощаешься с единственной жизнью, какую знаешь, потому что брат плевать на тебя хотел, а мать умирает на глазах, и ты ничего не можешь сделать, только смотреть, как все заканчивается, и пытаться смириться с этим. А потом узнаешь, что на самом деле у твоей жизни был шанс, и, узнав об этом, просто шлешь все к черту, – говорил Рейн, когда они проходили мимо очередных зомби в кедах. – Мне, в отличие от Макса, тогда нравилась моя жизнь, – добавил он.