– Двадцать третий. Там еще несколько штук осталось, но их уже не вытащить. В кость как-то вросли.

Галамарец присвистнул:

– Ничего себе! Как он выжил?

– А фиг его знает, Борса, – сказал Кормо, с усилием вытягивая из спины Бершада очередной арбалетный болт. – Но если вспомнить, в каких передрягах он побывал, то логично предположить, что стрелы – не самое страшное.

Дзынь!

– Ничего логичного в этом нет, – сказал Борса. – И вообще, не нравится мне все это.

– Вот и славно. Ты поворчать сюда пришел или как?

– Керриган спрашивает, он очнулся или нет. Хочет пригласить на разговор.

– Что ж, давай проверим.

Кормо швырнул какой-то ржавый скребок в ведро воды, невыносимо воняющей лошадиной мочой, и наклонился как можно ближе к носу Бершада. Кормо было около пятидесяти. На отвислых щеках топорщились густые бакенбарды, скрывающие половину синих прямоугольников. По бритой голове змеился длинный шрам, похожий на след от вилки.

– Ты очнулся, драконьер? – спросил Кормо по-альмирски и улыбнулся, обнажив черные зубы.

– Где я? – просипел Бершад; горло пересохло, будто полая кость, из которой выковыряли весь костный мозг.

– В Душебродовом Утесе! – Кормо хлопнул Бершада по плечу, и тот содрогнулся от боли. – Подземный приют нашей команды корсаров. Мы – «Истребители наг-душебродов». Ты наш пленник.

– Долго? – Бершад с трудом сглотнул, пытаясь смочить горло слюной; получалось плохо. – И долго я у вас в плену?

– Да уж порядочно. Я вот уже несколько дней вытягиваю из тебя арбалетные болты. Они впились так глубоко, что приходится часто прерываться. – Он обернулся к Борсе и перешел на папирийский: – Очнулся, очнулся. Опять от смерти ушел.

– А это правда он?

– А у кого еще из изгнанников столько татуировок?

– Охренеть. Это как же должно свезти, чтобы выудить из Великой Пустоты самого Бершада Безупречного!

– По-моему, о везении говорить рановато. Давай-ка мотай к Керриган и доложи ей новость. – Кормо посмотрел на Бершада. – А я его чуть позже приведу.

– Ага. Ну я пойду тогда.