– Уилфред доложил, что в городе волнуются, – без выражения сказал король, обводя взглядом всех, кто стоял у окна, и старательно избегая смотреть в сторону Эдварда. – Ночью те, кому не спалось, видели зеленое небо, но решили, что им показалось. А вот это не заметить еще труднее.
Он коротким жестом указал на окно, и теперь Генри расслышал: издалека доносился тревожный гул голосов. Уилфред поглядывал на короля так, словно беспокоился, что тот может упасть, но король заговорил вполне твердо.
– Джетт сейчас в общих чертах рассказал мне, что вчера произошло. Если кратко, то все очень плохо. Но первое, что мы должны сделать, – это успокоить людей. Уилфред говорит, по городу пошел слух, будто настали последние дни и небесная твердь скоро рухнет нам на голову. – Король сделал движение губами, как будто хотел улыбнуться, но ничего не получилось. – Не могу обещать, что этого не произойдет, но паника все только усложнит. Так что по моей просьбе Уилфред отправил по городу гонцов, которые просят всех собраться на площади. А я сейчас поднимусь на крепостную стену и все объясню.
Он кивнул сам себе, развернулся к двери и остановился. Хорошо, что Уилфред был начеку – он успел обхватить короля обеими руками, прежде чем тот сел на пол.
– Ничего, – пробормотал король, когда Генри подскочил и опустился рядом. – Сердце кольнуло. Ерунда, пройдет.
Кое-как поднявшись на ноги, он собирался было продолжить путь к двери, но по его лицу Генри сразу увидел: как бы он ни храбрился, до крепостной стены он может не дойти, упадет по дороге.
– Уилфред, посадите его на трон и протрите ему холодной тряпкой все точки, где можно прощупать пульс, – отрывисто сказал Генри.
– Это где? – растерялся Уилфред, и Генри понял, что лучше уж он все сделает сам.
Отправив Уилфреда за водой и полотенцем, он довел отца до трона, расстегнул ему воротник и сказал то, о чем еще недавно даже подумать бы не решился:
– Если хочешь, я сам им все объясню.
Король кивнул, слегка приоткрыв глаза.
– Было бы чудесно. И не забудь представиться.
Генри улыбнулся и, взяв у запыхавшегося Уилфреда полотенце, окунул его в миску.
– Не забуду, папа.
Это обращение до предела взбудоражило навостривших уши придворных, но Генри даже не повернулся к ним, пока протирал отцу шею, сгибы локтей, запястья, и даже, несмотря на протесты Уилфреда, внутреннюю часть коленей, ради чего пришлось порвать нижние швы на штанинах.
– Зашьете, – отмахнулся Генри. – Ладно, пошел.
Роза протянула руку, и он передал ей полотенце: она была единственной, кто не выглядел, как громом пораженная.