– Они отказываются говорить, наотрез отказываются; сказали только, что никакой информации до утра не будет. – В комнату вбежал Фарук. – Что мне делать? Я могу сослаться на декана Йенсена.

Джим взглянул на выпускающую, а потом на часы. Было уже без десяти восемь, а ехать до типографии добрых пятнадцать минут.

– Ладно, – вздохнул он. – Сошлись на декана, и давайте заканчивать.

– Вот это я называю правильным решением главного редактора, – Джин кивнула.

Пятнадцать минут спустя все исправления были сделаны, полосы собраны, и Стюарт рванул в типографию.

Джин осталась, чтобы прибраться, а Фарук, Эдди и Джим перешли в отдел новостей. Из холла донеслось жужжание кресла Хови, и Паркер повернулся, чтобы поздороваться.

– Привет.

– И тебе тоже. – Кресло затормозило. – Насколько все плохо? Я слышал, что трое ранены.

– Трое? – Джим поднял брови. – А пятерых убитых и пятнадцать раненых не хочешь?

– Боже, – выдохнул побледневший Хови и облизал губы. – Есть кто-то из знакомых?

– Я никого не знаю, а тебе список покажу чуть позже.

– Но это был не ветеран?

Джим покачал головой. Отец Хови служил во Вьетнаме, и у Хови была почти фобия, связанная со всем, что касалось возможного ухудшения «восприятия свихнувшегося ветерана обществом», как он это называл.

– Я об этом ничего не слышал, – сказал Джим. – Парню лет двадцать – двадцать пять, и он изучал антропологию. Как я понимаю, просто вошел и начал стрелять, а потом, когда кончились патроны, сел на пол в ожидании полиции.

– Боже…

Джим собрал книги, взял рюкзак, помахал на прощание редакторам и напомнил Фаруку, чтобы тот запер дверь, когда будет уходить.

– А где Шерил? – спросил Хови, взглянув на стол редактора отдела культуры.

– А хрен ее знает. – Джим вздохнул. – Я не вижу ее вот уже неделю. Пока мне приходится самому писать ее колонку, но, думаю, придется искать нового редактора.

Хови промолчал.

Вдвоем они спустились на лифте на первый этаж.