Он добрался до него, как раз когда его подвели к тротуару, на котором расположились художники.

– Стоп! – распорядился Килер.

Тюремщики остановились и натянули веревки, развернув неверного таким образом, что он оказался лицом к лицу с Брантом.

– Ты!.. – закричал было мужчина.

Килер ударил его в живот.

Мужчина согнулся пополам, судорожно глотая ртом воздух, и Брант усмехнулся.

– Рад, что ты присоединился к нам, Гиффорд. – Он приблизил свое лицо к лицу неверного. – Ты ведь и вправду присоединился к нам. Ты теперь часть Университета!

– Ни за что! – выдавил из себя Стивенс.

– Именно так. Ты присоединился к нам, когда убил свою жену.

– Я не…

– Правильно. С технической точки зрения ты этого не делал. Но ты привез ее в Университет в качестве жертвы и позволил ей умереть.

Неверный плюнул, но так как его силы еще не восстановились, плевок попал Бранту на ботинок, а не в лицо.

– И это делает тебя предателем, а не врагом, – продолжил Килер как ни в чем не бывало. – А предатели гораздо хуже врагов.

Он увидел страх в глазах Стивенса, губы которого, спрятавшиеся в густой бороде, свела судорога.

– Да, теперь ты умрешь. – Брант улыбнулся. – И умрешь долгой, болезненной и унизительной смертью. Той, которую заслужил. – Он кивнул мужчинам, державшим в руках веревки. – Ведите его!

Брант впереди процессии шел к зданию факультета изобразительных искусств. Художники сидели за столом перед входом и работали над головой декана Йенсена, которую с помощью своих инструментов, клея и красок пытались превратить в голову Граучо Маркса[90].

– Нам необходимо реалистическое сходство, – говорил при этом Вэнс. – Это не какой-то постмодернистский поп!

– Но ведь этим мы делаем наше заявление по поводу современного искусства, – взвизгнул в ответ Годвин. – И серьезное заявление! Важное заявление! И мы не будем отвлекаться на твою примитивную полемику!

– Мальчики, – сказал Брант, – мальчики, мальчики, мальчики…