– К примеру, у тараканов.

Саша подскочила на высоту своего роста, с высоты взглядом растоптала биолога по всему Полигону.

Дмитрий отшатнулся:

– Не, так я не согласен. Вон отец мне драл уши, когда я свастику намалевал! Сколько я ни доказывал, что это солярный знак солнца… тыщи лет ему от роду, но батя не слушал, ремень на моей спине истер… Фашисты ему где-то этой свастикой насолили. А я уже и не помню, когда эти фашисты были: то ли в Троянскую войну, то ли в одну из отечественных… Тараканы своим непотребным поведением скомпроматричали… тьфу, скомпромисснича… скомпроментировали, во!..

Енисеев сказал с равнодушием, удивившим его самого:

– А что тебе тот мир?.. Там и нас бы потравили дустом.

Но его уже не слушали. Последним отвернулся Морозов, который все это время прислушивался с каким-то особенно жадным вниманием.

К утру ремонт закончили, горелку обезопасили. Морозов пересмотрел пункты безопасности, ужесточил, вызвав ропот. Чудит начальник, казарменные привычки проснулись! Атавизм.

Гондола лежала на опушке леса. Дальше тянулся луг, в воздухе чувствовалась близость реки. Гондола самым краешком коснулась натека смолы, и Морозов издал грозные указы о неприлипании к живице. Ее накапало рядом целые озера. На горизонте темнели пластинчатые горы, иногда уже расклеванные чудовищно огромными существами Большого Мира.

Ксерксы подолгу пропадали в разведке. Оба приносили массу живой добычи, пытались кормить Морозова. Конфликт дипломатично улаживал Хомяков. Отбирая добычу, приговаривал, что позаботится сам, спасибо, ребятушки, отправляйтесь снова, сколько добра пропадает. По нему, все, что не съедал он сам и команда «Таргитая», пропадало в этом мире зря.

Постепенно ксерксы теряли жесткие волоски, на хитине проступали следы схваток. Муравьи на чужой территории отступают без боя, но ксерксы слишком привыкли быть сильнейшими, чтобы уходить, не давая сдачи.

В первые дни, занятые лихорадочной работой, люди не замечали облепивших их клещей, кровотелок, сосальщиков, и Буся с Кузей устроили настоящую бойню. Они резво прыгали с одного человека на другого, перед глазами то и дело мелькали их драконьи тельца, в мощных челюстях с хрустом лопались крошечные кровососы… Оба нажрались, раздулись, как аэростаты, отяжелели. Лапы едва держались за ткань комбинезонов. Когда Дмитрий в конце недели потыкал Бусе в сомкнутые губы клещика, Буся с отвращением посмотрел мутным взором и брезгливо отвернулся.

В конце недели Морозов спросил у Хомякова:

– Не перебарщиваете ли со съестными припасами? У нас гондола, не летающий остров прожорливых лапутян.