— И сотри с лица эту идиотскую улыбку! Я завидую…

* * *

— Он тебе что? — изумленно переспросил Мрак.

— Признался, — подтвердила я.

— Что, прямо так и сказал? Что любит?

— Ага. Нет, ну, посмущался, конечно, для приличия, — я затянулась и откинула голову назад, подставляя шею летнему ветру. На улице царила адская жара. Асфальт разве что не плавился. Несмотря на работающие кондиционеры, в зале было душно. Мы спеклись уже через полтора часа после начала тренировки. К тому же, мне не терпелось рассказать Мраку последние новости.

— Обалдеть. Надо признать, смелости ему не занимать. Кстати, он передо мной извинился. Изрядно удивив меня этим поступком. Не думал, что у него хватит решимости.

— Видишь, не все так плохо, — улыбнулась я. Попытка извиниться удивила и меня.

— Прости, сестренка, я не разделяю твоей радости, — Мрак облокотился на перила и запрокинул голову назад, выдыхая струйку дыма в раскаленное небо. — Есть у меня какое-то очень неприятное предчувствие в отношении твоего щенка.

— Ты просто ревнуешь, братик, смирись с этим, — рассмеялась я и взъерошила его волосы. Настроение у меня действительно было прекрасным. По крайней мере, в моей жизни хоть что-то начало проясняться.

Глава 37. О подонках и практике

Глава 37. О подонках и практике

Несколько дней прошли, как в омуте. Вина словно качало на качелях, бросая из крайности в крайность, из объятий обжигающего солнцем счастья он отправлялся прямиком в трясину бескрайнего отчаяния. К концу недели настроение уверенно скатилось вниз и замерло, словно устав от постоянных перепадов, но текущий день стал квинтэссенцией боли, мучительно медленно доводя до сознания мысль о тщетности любых надежд. К вечеру пошел дождь. Прохладные струи воды, немилосердно колотившие по блестящим от влаги листьям, по склонившим свои изящные головки цветам, по крышам и стеклам, приносили облегчение истомившейся от жары природе. Температура понизилась, осадки насытили воздух кислородом и озоном.

Ирвин шел по мокрой дороге, позабыв про зонтик. Кроссовки давно уже промокли насквозь, но это его заботило так же мало, как и брызги грязи на джинсах. Он стянул влажные волосы в хвост, чтобы они не лезли в глаза, и теперь холодные струйки сбегали по его спине, оставляя за собой легкую дрожь.

Вампиру было нестерпимо грустно. Он изо всех сил старался прогнать это настроение, развеять его, заменить какими-нибудь эмоциями, но ничего не выходило. Ни поход с Санькой на какую-то дискотеку, ни книга, оставленная им в конечном итоге на кровати и раскрытая лишь на первой странице, не смогли сгладить это жгучее ощущение отчаяния. Ирвин бы многое отдал, чтобы не испытывать его никогда. Вин стремился если не вновь стать человеком, то хотя бы приблизиться к этому. Можно было смело поздравить себя с достижением цели: он влюбился. В его душе распустилось человеческое чувство, чуждое большинству его собратьев. Следовало ликовать, но Ирвин все глубже погружался в пучину печали. Если бы знать заранее, что это так больно! Если бы знать… что бы это изменило? Вин с самого начала понимал, что у него нет никаких шансов с Леди. Надеясь, фантазируя, мечтая, он, тем не менее, знал, что взаимного чувства у них быть не может.