Брошенное невзначай замечание заставило Парису сощуриться. Магия, которую они исследовали, была узким, предсказуемым предметом, и ее результаты поддавались научному объяснению. Рок же, по определению, отличался. Когда тебя, будто магнитом, влечет к определенному исходу, это исключает всякую свободу выбора, а Парисе это не нравилось. Она не любила чувство, когда чем-то не управляешь; от этого ее рот наполнялся горечью, как при излишнем слюноотделении.

– Магия жизни и смерти, – тихо проговорила Рэйна. – Так это наш новый предмет?

Далтон обернулся к Атласу, но тот молчал, и тогда Далтон пояснил:

– Так, да не так. За обрядом инициации следует кафедра смерти.

Тристан смущенно дернулся, а Каллум остался чинно неподвижным.

– Несмотря на впечатление, которое производит ваш случай, все произошло очень вовремя, – небрежно заметил Далтон. – Работа и цель Общества остаются неизменны.

– Вот как? – измученно спросил Нико.

– Как бы там ни было, да, – обернувшись, сказал Далтон. – Посвящение состоится в запланированное время. Также вы обнаружите, что после раздела о жизни и смерти вам откроется расширенный доступ к ресурсам библиотеки.

– А взамен? – спросила Париса.

Она имела в виду: какое еще загадочное подношение надо будет совершить в свой последний год?

При звуке ее голоса Далтон совершенно привычно чуть вжал голову в плечи. Так он рефлекторно боролся с тем, чтобы не посмотреть на нее сразу, порывисто, хотя выглядело это со стороны так, будто он дергается от нерешительности.

Париса ждала ответа Далтона, но тут позади них встал Атлас.

– Вы обязаны Обществу так же, как оно обязано вам, – невыразительно проговорил он. – Прошу прощения за вмешательство, – добавил Атлас на прощание и направился к дверям, предоставляя Далтону вернуться к обсуждению деталей невыявленных магических способностей Вивианы.

Вторую половину вопроса Париса предпочла задать Далтону позднее, когда они останутся наедине. Она нашла его в читальном зале, где он штудировал книгу и поигрывал тем, чего она не видела, невидимым в принципе. Все это требовало от него большого напряжения. Париса дождалась, пока при виде нее Далтон расслабится, и только тогда приблизилась, смахнула капельку пота у него со лба.

– В чем дело? – спросила она.

Далтон поднял на нее затуманенный, далекий взгляд, как бы глядя на нее через многие мили.

– Знаешь, зачем ты ему? – спросил он.

– Нет, – сказала Париса, и без подсказок понимая, что речь об Атласе. Этот вопрос донимал ее с самого исчезновения Либби, если не дольше.

– А я знаю. – Далтон прикрыл глаза, прижимаясь щекой к ее ладони. – Все потому, что ты умеешь голодать.