— Чем именно напоминает?
— Тем, что она куда сильнее отражает вашим органам чувств вас саму, чем вы, вероятно, думаете.
— Вздор. Если я смотрю на синюю куртку, я и вижу синюю куртку. Причем ее цвет не зависит от того, смотрю я или нет.
— Вот! — повторил Ферус, вздымая палец. — Но предположим, что оттенок, который вам кажется
— Но этого же не происходит, — возразила Гвен.
— Откуда вам знать? — парировал Ферус. — Вы можете видеть глазами сэра Бенедикта? Если так, я тоже хотел бы научиться этому трюку.
Гвен несколько раз закрыла и открыла глаза.
— То есть вы уверяете, что такое возможно? Когда я вижу синий, он видит зеленый?
— Вовсе нет. Он тоже видит синий цвет, — сказал эфирреалист. — Но только
Гвен нахмурилась. Открыла было рот, чтобы возразить снова, но подумала немного и сжала зубы.
— И если так делает Бенедикт, тогда, наверное, тем же заняты и все остальные?
Бенедикт усмехнулся в свою кружку.
— Согласись, это многое проясняет в особенностях эстетических воззрений Дома Астор.
— Брр, — содрогнулась Гвен. — Да уж, эти люди попросту не способны навести порядок в собственном гардеробе.
— Так вот, — заговорил Ферус, еще раз пригубив из кружки, — мы обсудили нечто идеально простое и относительно неважное: цвета. Что, если и другие фундаментальные аспекты жизни представляются другим людям совсем иначе? Что, если они иначе ощущают тепло и холод? Что, если они иначе чувствуют удовольствие и боль? Что, если в их глазах гравитация тянет предметы вбок, а не вниз? Как мы определим разницу, а? В конце концов, все мы еще в самом раннем детстве научились называть те или иные явления одинаковыми именами. А могли бы, игнорируя их, видеть вещи в совершенно уникальном и потрясающем свете.
— В совершенно неряшливом, — поправила его Гвен. — Я уверена, что Всевышний Бог не стал бы создавать мир и его обитателей в столь странной манере.
— Ага! — просиял Ферус. — Вот, вы уже настоящий философ! Огромное множество разумных людей, называвшихся философами прежде вас, выдвигали подобный же аргумент.