А ещё там была Одетта.

Я глядел на эту женщину, и разум был не в состоянии сложить увиденное воедино. Я не переставая думал: мать же твою! Твою же мать! Повторял про себя и повторял. Частью краб, частью богомол, частью фотография с разворота под названием «Уроды природы» из журнала «Джаггс»^[105]. Я просто таращился на неё и был не в силах ответить самому себе, вижу ли я одно создание. Или двух. Или пять.

Но потом она пошевелилась, и что‑то в мозгу у меня щёлкнуло, увиденное сошлось.

Одетта – голый кработавр в маске жука.

Нижняя часть тела женщины была полностью крабьей. Красно‑чёрный бугристый панцирь и множество хитиновых клешней. Форма панциря и маникюр на нём позволяли предположить, что это королевский краб, но размером с бурого медведя. Казалось, все её члены существовали независимо от туловища. Клешни теснили друг друга и не могли разделиться под столом. И выкручивались они по своей собственной инициативе. Сердитые, готовые ударить. Треугольная голова жука – чёрная, с зеркальными фасеточными глазами размером с футбольные мячи. Из макушки торчали две расходящиеся вверху антенны с размахом по меньшей мере в два метра, шире туловища.

Но самой странной частью этой женщины был её торс.

Её голое, чёрное как эбеновое дерево тело от живота до шеи было телом человеческой модели чрезмерных масштабов, модели, которая легла под нож пластикового хирурга из третьего мира, увеличившего её груди до размеров, далеко превосходящих всё, что может когда‑либо быть признано естественным. Или сексуальным. Или чем‑то еще, кроме боже‑мать‑твою‑ад‑какой. Колоссальные груди громоздились на столе так, что можно было принять их за пару поросят, присосавшихся к мамке. Её соски были направлены вниз, а абсурдно укрупнённые, даже на столь массивных грудях, ареолы^[106] поспорили бы радиусом со спутниковыми тарелками «ДирекТВ»^[107].

Никакой ум не сумел бы постичь, каким образом её тело, даже при его огромных размерах, удерживало эти великанские груди так, что позвоночник не переламывался, как сухая веточка.

Иисусе. Неудивительно, что это шоу так дьявольски популярно.

Пончик посмотрела на меня, и в её жёлтых глазах светилась мольба пошевелиться.

Я сделал глубокий вдох, вылепил на лице улыбку и помахал. Потом направился к дивану.

Одетта успокаивала зал, пока мы с Пончиком устраивались. Она махала ручищами, похожими на человеческие, призывая к спокойствию. Её длинные фальшивые ногти на концах изгибались на манер ястребиных когтей. Они были выкрашены в синий цвет, в тон дивану. Её тело странно шевелилось, как будто это краб устраивался в какой‑то щели.