– Вы убьете меня? Проткнете этим мечом?

Доктор из хорошей семьи, родившийся в двадцатом веке, наверняка не смог бы довести себя до такого поступка. Он бы струсил…

– Я нашел время, чтобы рассказать тебе обо всем, потому что чувствую, что должен был сообщить тебе по крайней мере столько, сколько смогу, прежде чем тебя ждет падение. Только так я могу загладить свою вину.

– Падение?

– Я проведу тебя по этой картине. Ты – душа в путешествии. Ты представляешь только саму себя. Своя собственная химера в некотором роде. Ты примешь падение на себя. У тебя будет достаточно времени, чтобы обдумать наш разговор. Утешай себя, помня о том, что твоя жизнь не будет длиться вечно, твое тело рано или поздно умрет. А потом… Ты же студентка, может быть, Цитадель примет тебя обратно.

Но он сомневался в этом, и она видела это в его глазах.

– Мне так жаль, Брисеида, – повторил он осипшим голосом, пока она лихорадочно искала способ спастись от него. – Поверь мне, если бы был какой-то другой путь…

Он бросился на нее сверху, схватил ее за воротник и толкнул назад, а она вцепилась в его руку, державшую меч, чтобы не дать ему воспользоваться им. Но ему не нужно было оружие, чтобы опрокинуть ее, разницы в весе было достаточно.

– Почему в больнице висит несколько портретов Альфреда Рише? – поспешно спросила Брисеида, надеясь выиграть время. – Нигде больше я не встречала подобного повторения картин!

– Портрет в госпитале был продублирован, чтобы у Цитадели было несколько точек наблюдения, и потому что наше время позволяет это сделать. Но для хранителя достаточно одной фотографии. Альфред, пожалуйста, – приказал Мулен, и, повернувшись назад, Брисеида увидела, как портрет кивнул и отошел в сторону, чтобы освободить дорогу.

Адреналин захлестнул ее. Это была не шутка. Он действительно собирался заставить ее пережить падение. Угроза все еще казалась такой нереальной, и все же она уже знала, как предпочла бы умереть сотню раз: она могла бы прожить еще семьдесят лет, если бы о ее теле с любовью заботились до самой смерти… Она обнажила зубы и ногти, готовая защищаться до последнего вздоха. Доктор закричал при первом укусе, при втором выронил меч. Она поймала его, но не успела использовать: наклонившись вбок, Мулен пнул ее ногой в живот и отбросил назад.

Она увидела себя проходящей через золотую раму, все еще с мечом в руке. Зеленый фон рамы испарился, оставив только раму, одинокую и пустую посреди белизны, удаляющуюся с огромной скоростью прочь от нее, в направлении, противоположном ветру. Вскоре рама стала настолько мала, что тоже исчезла, и остались только Брисеида, ее меч, белый и головокружительный ветер, сопровождающий ее падение.