– И я нашла душ! – продолжала Лиз, переполненная неиссякаемым и радостным потоком слов. – А потом большую раскладную кровать, толстую подушку и одеяло, которое шуршит, когда ты его комкаешь, так что сегодня будет хорошо спать, я тебе обещаю… Подожди, не двигайся…

Она сунула руку в сумку, порылась там немного и вытащила маленький прозрачный светло-голубой шарик, слегка пушистый.

– Прежде всего душ, ты выглядишь ужасно.

Она поместила шарик над головой Брисеиды и зажала его между пальцами. И тут же по ней с головы до ног пробежала волна тепла, как будто она только что испытала все прелести горячего душа.

– Идеально! – воскликнула Лиз, поглаживая свои чистые, шелковистые, уже сухие и распущенные волосы. – Теперь кровать!

Она достала из сумки второй шарик, только немного побольше. Она бросила его на землю, пока Брисеида проводила пальцем по своей чистой, сухой, выглаженной тунике. В невидимом квадрате появилась кровать. Несколькими движениями Лиз добавила белое одеяло и подушку. Брисеида вздрогнула, когда села на кровь, несмотря на усилия Энндала и Леонеля мягко направлять ее движения. На теле вновь сияли синяки.

– Оанко, твоя мазь, – попросил Леонель, не отпуская ее руку.

– Все это было в одном из твоих маленьких шариков? – спросил Менг у Лиз, изучая один из больших золотых шаров на массивной подставке.

– Это рудиментарное устройство атомного сжатия в сочетании с антигравитационной системой, – машинально ответила Лиз. – Но не пытайся понять это, ты сможешь сделать это только через тысячелетие.

Ее взгляд упал на Брисеиду, и она подкорректировала свой прогноз:

– Через тысячелетие или два.

– Где болит больше всего? – спросил Леонель у Брисеиды, держа в руке мазь Оанко.

– Здесь, – сказала Брисеида, указывая на свою грудь, рядом с сердцем, куда несколько раз ударило копье Бодуэна Эбрара.

Леонель протянул руку и, немного подумав, передал мазь Лиз.

– А еще я голодна.

– Я найду что-нибудь перекусить, – объявил Энндал.

Менг пошел за горячим напитком, а Лиз уложила ее в большую кровать, подперев спину огромной подушкой у кованого изголовья.

– Изольда и Энндал поцеловались перед нашим уходом, – тихо сказала она ей.

– Да, и Лиз разрыдалась, как фонтан, – засмеялся Эней, присаживаясь на другой край кровати.

– Да что ты! Вы тоже не отличались! Разве вы не чувствовали себя счастливыми, возможно, зная, что еще есть надежда?