Рейнар зажмурился, ловя тепло. Протянув руку, он, насколько мог, ободряюще погладил грифона между ушами. Такеш каркнул, возмущенный легкомысленностью всадника. По приказу Рейнара блазнивкой его не кормили, и теперь грива лоснилась глубоким черным, а из горла лился непрекращающийся низкий рык.

– Такеш, Такеш…

Вряд ли грифон сумел бы его услышать за шумом ветра, но Рейнар продолжал:

– Мы с тобой два старых торчка из угасающего великого рода, всю жизнь просидевшие у кого-то на поводке. Разве не смешно? Петух и псина!

«О чем ты только думаешь? – одернул он себя лениво, без охоты. – С другой стороны, о чем надо думать? О силе Хроуста? О том, что натворил Свортек? О том, что ты провалил очередное задание, как все в своей жизни? Пусть об этом думают другие, те, кто выживет сегодня. Нужно ведь им о чем-то слагать песни…»

– Опусти меня и улетай! Найди свое племя. Это мой приказ!

Грифон не ответил, но распрямил крылья, снижаясь над площадкой у Небесных Конюшен. Рейнар рассматривал, словно впервые, это массивное строение, где благородные звери – одни из последних тварей Изнанки – проводили дни в камерах с шипастыми решетками. Там их держали на цепи, прикармливая дурманами, превращая в покорных летающих лошадей.

В Митровицах в прежние времена было по-другому. Связи грифона и всадника было достаточно, чтобы довериться зверю, чтобы позвать его в любой момент, зная, что он непременно отзовется… Однако Редрих был не таков. Всех, кого не мог обуздать, он сажал на цепь: кого – на обычную, кого – на золотую, кого – на цепь, прикованную к близким.

Рейнар ощупал грудь и шумно выдохнул, сжав кожаный мешочек.

Такеш приземлился и сложил крылья. Рейнар спрыгнул с седла – он так и не озаботился прикрепить ремни к ногам – и вышел к толпе, собравшейся у башни. Сейчас его появление не вызвало даже перешептываний. Придворные, гвардейцы, главы Гильдий, Гримвальд, двое Последующих и четверо генералов едва держались на ногах от волнения, и лица их были белы как снег. Небесные Конюшни располагались вдали от главных ворот, но гром барабанов и грохот орудий долетали и сюда. Казалось, стоит немного напрячь слух, и станут слышны звон мечей, топот копыт, крики сражающихся и умирающих и Сироткина Песнь.

Никто из придворных не решался даже слово произнести. Чего они ждут? Думают, что из этих давно заброшенных камер вылетят грифоны и унесут их прочь? На площадке были лишь главы благородных родов. Рейнар не увидел среди них ни одной женщины или ребенка: значит, Редриху хватило ума все же спрятать их в подземельях. Вот только что они там будут делать, когда Хроуст захватит город?