— Твою ипёну в сраку росадь…

— Лошади не было.

— Я фигурарьно.

Она встала и, брезгливо морщась, собрала одежду с пола. Никакого смущения.

— Радно, мы с тобой трахарись, — сказала она, одевшись. — Допустим. Но кто эта некрасивая зенсина? И кто эти сёрные рюди? И кто ты? И, заодно, кто я?

— Я Кэп, — выдал я единственную доступную информацию, и тут же пришло кое-что еще. — Ты — Сэкиль, это Натаха.

— Звусит знакомо. Дарьсе?

— Дальше провал, — признался я, — ваши имена только что вспомнил.

— Ты всегда забываешь имена тех, кого трахнур? Какой ветреный музсина…

— Я забыл даже то, что вас трахнул. Предположил по контексту. Если просыпаешься в кровати с голыми женщинами, вряд ли это были курсы макраме.

— Говно срусяесся.

Она потрясла за плечо Натаху:

— Проснись, торстая зензина!

Та не отреагировала.

— Она покрыта ирезуми как онна-оябун, — азиатка не смущаясь рассматривает татуировки, — это зенсина из якудза?

— Понятия не имею. Эти картинки что-то значат?

— Некоторые. Эту, — она показала на дракона, расположившегося между лопаток, — обысьно дерают в бандах. Или групые туристы. Но эта сдерана хоросо, у настоясего ирезуми-сокунин. Ознасяет «Я могу помось тем, кто срабее меня».

— Странный символ для бандита.

— Якузда — не просто бандиты. Это срозная традисия. Странно, я много помню про якузда, но совсем не помню про себя… Эй, вставай, зенсина-якудза!

Натаха не реагирует, сладко похрапывая и пуская слюни.