— Совсем как я.

— Немнозко похозе, да. Я сама виновата — дря меня быра вазна торько работа. Вазнее, сем муз и доська. Натаса права — я умная, но дура.

— Так часто бывает.

— Со мной связарась одна компания, которая дерара игры. Я совсем нисего не понимара в играх, и так и сказара. Но они всё равно меня взяри. Оказарось, сто они дерари не просто игру, они дерари церый мир. Им нузен быр спесиарист по топорогии неориентируемых пространств.

— Зачем?

— Стобы их мир быр настояссий, понимаес? Но при этом в него мозно быро играть.

— Так бывает?

— Иногда. Я иссредовара такие пространства раньсе.

— Это как?

— Представь себе город, в котором время ири пространство, ири и время, и пространство сразу явряются фигурами Пенроуза.

— Не могу представить. Они что там, ходят вверх ногами? Или носят трусы наизнанку?

— Нет зе, для зивуссих там всё выгрядит посьти нормарьно, к неборьсим странностям они привыкри. А для внеснего набрюдатеря они рибо конгруэнтны, рибо ненабрюдаемы, зависит от фазы.

— И никто об этом не знает?

— Посему не знает? Кому порозено, те знают. Есть церый институт. Называесся ИОП. Институт Обсефизисесских Пробрем.

— ИОП? Почему-то звучит знакомо.

— Просто на непририсьное срово похозе, Кэп-сама. О нём мало кто знает.

— И зачем это всё изучалось целым институтом?

— Если с насым миром сто-то срусисся, хоросо иметь запасной, да?

— Нет.

— Посему?