– Вам всего-то и нужно, что загрузить все эти книги в кодекс архивов! – сказала Халила. – У вас есть силы это сделать!

– Нет. У меня нет такой силы. – Верховная скрывательница прикоснулась к своему ошейнику, к алхимическим символам, поблескивающим на золотом обруче на шее. – Есть вещи, которые я не могу изменить, иначе я бы сделала это еще в молодости. Еще когда была смелой.

– То есть вы хотите, чтобы мы все это сделали, – сказала Глен. Это было первое, что она произнесла, а лицо ее побелело от злости. – Какая же вы трусливая. Вы хотите, чтобы мы остановили великана… с помощью камешка!

– Еврейскому царю Давиду это удалось, – произнесла Халила. – Или, по крайней мере, так гласит история. Голиаф был повержен рогаткой и камешком. А Библиотека и есть хромой великан, умирающий из-за собственной надменности, ему придется измениться или погибнуть. У нас есть оружие. Сила воли. Знания. – Она кивнула на книгу профессора Вульфа, которую тот все еще держал в руках. – И у нас будет печатный станок.

Джесс не ожидал, что именно Халила Сеиф, а не кто-то другой предложит подобное. Это было прямолинейное и отважное предательство Библиотеки, и у Джесса голова на миг закружилась от самой идеи о подобном.

– Что ж, мы все равно не смогли бы провернуть такое здесь, в Александрии, – сказал он. – И уж точно не в Железной башне. И у нас больше нет времени. Архивариус уже едет сюда, не так ли?

– Так, – согласилась верховная скрывательница. – И все уже заметили, что я оттягиваю время, не отдавая вас ему. Из-за этого меня понизят, и, скорее всего, уже сегодня. Григорий делал все, что в его силах, чтобы получить должность нового верховного скрывателя, и его мечта скоро исполнится. Как же он будет рад. Нет, всего этого не избежать. Все уже предначертано, – сказала она, когда Вульф хотел было что-то возразить. – Однако вызволить вас отсюда я могу. Отправить вас в безопасное место – это последний подарок, который я могу подарить тебе, Кристофер. – Ее голос затих, когда она добавила еще кое-что, так что Джесс едва расслышал: – Помимо моей любви.

Вульф ничего не сказал. Он лишь уставился на мать так, будто видел ее впервые в жизни, будто она была для него чужим человеком, а может, так и было. «Родные часто кажутся нам чужаками», – подумал Джесс. Молчание затянулось, поэтому Джесс сам подал голос:

– Ваше идея – это все равно что предложение отпустить дикого тигра с цепи. Все эти знания и информация, оказавшись в достоянии общественности, приведут к хаосу и разрушениям, и невозможно предугадать, во что все это выльется. Я даже вообразить не могу, что из этого выйдет. А вы?