Мама выглядела как изнуренный годами заключения узник, внезапно удостоенный амнистии. Уставшие глаза светились новообретенным смыслом, под ними залегли круги.

– А помнишь, как написала свое первое заклинание? В день летнего солнцестояния. Ты всю ночь не спала, пила кофейное молоко. – Она коротко и звонко рассмеялась. – А как нашла свой волшебный камень?

– Я забыла о Билли, – прервала ее я. – Я лгала Хэнку. И потеряла половину своей жизни.

Ее сияющая улыбка померкла.

– Да.

– Зачем, мама?

– Если ты все вспомнила, то должна знать, зачем. – В ее голосе не было вызова. Скорее, безнадежность. Потом ее глаза расширились от ужаса. – О боже. Это она заперла тебя здесь, во сне? Марион?

– Я сама сюда попала, мам. Я нашла ее, а потом нашла вас. Ради бога, мам, – я топнула ногой, как ребенок, – прекрати меня недооценивать!

Небо разверзлось над нашими головами. Дождь падал на нас каплями мягкими, как ватные шарики, и, как медицинский спирт, высыхал, едва коснувшись кожи.

– Я хотела тебя защитить, – ее глаза казались огромными на изнуренном лице. – И я была неправа, я была дурой. Я все сделала не так. Но я всегда… всегда любила тебя.

– Но я не чувствовала этого. Такая любовь считается?

– Я наделала глупостей. Но я всегда тебя любила. Всегда.

– Любила? – жестоко ответила я. – Ты отняла у меня половину меня и засунула в коробку из-под обуви! А потом не смогла любить то, что от меня осталось.

Ее подбородок задрожал.

– Я не верю, что ты так думаешь.

– Пять лет, мам. Пять лет ты не смотрела мне в глаза!

– Мне было стыдно, Айви. Я мучилась от стыда. Я же… считай, покалечила тебя. Но я собиралась все исправить. Мы с папой договорились… что я верну тебе память, когда тебе исполнится восемнадцать. В восемнадцать мы хотели все тебе рассказать, открыть шкатулку, и…

– А в итоге открыла Марион. И ничего уже не исправить.

– Прости меня. За все.

Она плакала. Моя мама, которая никогда не плакала – даже когда Хэнк случайно прищемил ей пальцы дверью машины. И ее слезы подействовали на меня сильнее слов. Она задолжала мне эти слезы. Но все же этого было мало, и извинения поступили слишком поздно. Я все еще чувствовала себя ужасно.