– Благодарим тебя, Сонаваралингатаки, – ответил Бухшук-Мишка. – Но потери людей не такие уж большие, чтобы понадобилась помощь жителей Пеу.

– Тунаки и Итуру поплывут на родину, не только чтобы передать ракушки семьям погибших и раненых. Я посылаю их обменять в Вохе или в ином месте тонопу на те вещи, которые я им укажу. А жители Пеу будут сопровождать и помогать, если наступит такая необходимость.

– Хорошо. Только от твоих людей, Сонаваралингатаки, не будет большой пользы на корабле, – сказал Кушма-Чикка. – Они даже на еду не наработают. Так что надо снабдить их провизией на время пути.

– Согласен, – кивнул я, мысленно проклиная торгашей. – Думаю, четырёх сопровождающих Тунаки и Итуру хватит. Пусть они плывут на разных лодках, чтобы не быть вашим людям сильной обузой. И все они будут хотя бы немного говорить на вашем языке. И конечно, вы заберёте их обратно, когда поплывёте к Пеу в следующем году.

– А что должны будут приобрести Тунаки и Итуру? – полюбопытствовал Кушма-Чикка.

– Разные вещи. Но они много места не займут. Но ещё я хочу, чтобы они привезли цхвитукхов. Я слышал, они больше свиньи и могут носить тяжести.

Торговцы, похоже, слегка охренели. Наконец Бухшук-Мишка сумел выдавить из себя:

– Иногда цхвитукхов перевозят на кораблях. Но недалеко. Я не слышал, чтобы кто-то возил их морем.

– Я готов отдать за то, что вы перевезёте мне цхвитукхов, много тонопу.

– Ты не представляешь, как это будет выглядеть! – возмущённо воскликнул владелец десятка кораблей.

Нет, почему же, представляю. И даже представляю, как там будет пахнуть. Вслух же я сказал:

– Я понимаю, что перевоз таких зверей будет нелёгким делом. Потому и готов дать за них много тонопу.

– Не знаю, выдержат ли они три месяца морского пути.

– А зачем три месяца? – поинтересовался я. – От Тагиры вы добираетесь сюда за месяц.

– Всё равно месяц – это много.

– Хорошо, сколько ракушек нужно, чтобы привезти?

– Триста связок белых или четыре сотни и пять десятков розовых, – ответил Кушма-Чикка.

Аппетиты у них неслабые: тридцать тысяч раковин – да это одна двадцатая всего нашего экспорта ракушек!

– Сотня, – парировал я. – Или полторы сотни розовых.

– Две сотни пять десятков белых или три сотни и шесть десятков розовых.