Еда была хорошо приправленной — мы ели на кухне в ту ночь — но мои мысли были так далеко, что я не ощущала вкуса.
Позже, когда мы закончили чистить купальню, Эми озвучила мысль, которая была в моей голове, плавала, как косяк головастиков в грязной луже. Она спросила, думали ли мы, что оба Торай были виновны в убийствах.
— Кто еще? — буркнула Тоуми, пока мы наливали горячую воду из ведра в кадку.
Эми задумчиво склонила голову.
— Я понимаю, зачем они убили лейтенанта, ведь он мог их выдать, но почему ее?
У нас с Тоуми не было ответа.
Тоуми и Эми храпели, когда я покинула спальню. За закрытой дверью комнаты старших посвященных плакала Шино, хотя теперь матрац был только для нее.
Я вышла в озаренный луной двор. Крючок был пустым, гравий — чистым. Дождь смыл кровь бедной Маи.
Бедная Маи.
Я ощущала ее дух в темной ночи. И дух не был счастливым.
Хотя дух Маи никогда не был счастливым.
Миэко смотрела, как я пересекала двор, на миг улыбнулась, хотя ее дух казался не счастливее того, что обитал в пространстве у кухни.
— Идем, — она протянула вакидзаси Масугу. — Идем наружу.
Мы прошли в залитый лунным светом сад за стеной, она вытащила свой меч из ножен и спросила:
— Ощущаешь кровь призрака на шее?
Я вздрогнула и кивнула, вытаскивая короткий меч из ножен.
Миэко посмотрела на гору — на
— Смерть всегда мучает нас. Даже смерть того, кто нам не очень нравился. Я не знаю, верю ли в призраков, Рисуко-чан, но я верю, что смерть — особенно жестокая — оставляет пятна на наших духа.
— Даже жестокие смерти, которые мы сами устраиваем?