У пламени битумного угля в очаге от слов моих, казалось, добавилось яркости. Сэр Озуолд хлопнул в ладони.

– Отлично сказано, друг мой. – Хоть он и болел флебитом, явно видимым всем, имеющим глаза, радость его от моего пиетета развернула его здравье спиралию полного цвета. Люди в конторе Моузли зааплодировали моей позицьи без двуличья.

Когда ж я окинул взором своим небольшое собравшееся общество, в тот день там оказалось множество знакомых мне лиц. Томми Морэн. Маргарет Кэрнз Уайт. Э. Г. «Мик» Кларк, Идол Бетнэл-Грина, который недавно вместе с борцом-интеллектуалом Рейвеном Томсоном набрал 23 процента голосов по Северо-Западу Бетнэл-Грин при выборах в Совет Лондонского графства. Джин Форестер, вожак Женщин-Чорнорубашечниц Халла. Легендарный Джон Чэрнли. Джон Бекетт, бывший ЧП[4] от лейбористов, достигший нацьональной известности, когда поднял с места в Палате общин Булаву Спикера в знак протеста против правительства – пылкая личность, твердокаменный антисемит[5] и человек, коего впоследствии я буду горд называть своим другом.

Также присутствовали Алек Майлз и Алекс Брод, носивший на своей форменной чорной рубашке крылья Королевских ВВС. Равно как и Дик Беллами, Нацьональный Инспектор, работавший в конторе по соседству, на Коронейшн-стрит: он выступал Парламентским Кандидатом Моузли по северо-мэнчестерскому избирательному округу Блейкли, сей жопе Севера Англии. В юности своей Дик вел жизнь, полную приключений, сперва – юным колонистом в австралийской глуши, затем кофейным плантатором, работавшим среди людоедов в Новой Каледонии. О тех волнительных временах он рассказал в двух своих автобиографических работах: «Подлинные южные моря» и «Подпорченное блаженство в Меланезьи».

Блейкли не заслуживало его света.

В то время Озуолд был по крайней мере на десять лет старше меня. Его корсарское лицо по-прежнему несло на себе некую сорвиголовность и головорезность, а зубы оставались весьма белы и жемчужны. Повернув голову, он явил нам профиль разительно аристократический. Одет был он в двубортный жилет, брюки из серой фланели и янтарный галстук. (Позднее мне суждено было отметить, что янтарный – его любимый цвет, и он частенько пользовался сочетаньями, как то: галстук и бутониерка, – дабы лишний раз подчеркнуть сие непостижимое предпочтенье сего, я бы решил, невыразительного цвета.)

Сидя за меламиновым столом, удобно оперевши левый локоть на граммофонную пластинку – «Музыка для струнных, ударных и челесты» Бартока, – Моузли потянулся к янтарной бутыли «Курицы-пеструшки», органического пива, кое затем и налил себе в полупинтовый стакан. Сделав крошечный глоток, он прочистил горло и тихо, едва ль не себе под нос, молвил: